Каир мистический

Первая ночь

Мистика началась уже в небе.

Воздушный лайнер Люфтганзы пересёк береговую кромку Средиземного моря, и бескрайняя чернота внизу сменилась морем огней. Вся дельта Нила, её гигантский трёхсоткилометровый треугольник, с неба представлялся огромным мегаполисом, как Рурский промышленный центр в Европе, или Нью-Йорк с Филадельфией и другими городами спутниками в Америке, или Донецкий угольный бассейн, да мало ли ещё на Земле таких городов-монстров.

Сам Каир тоже не маленький - со своим 16-миллионным населением он входит в тройку крупнейших городов мира - но дельта Нила, по вершинам треугольника ограниченная Александрией, Порт-Саидом и Каиром, с ночного неба представлялась неразрывно связанной с этим гигантом, вся стекалась к нему, как к истоку.

Я пытался высмотреть огни небоскрёбов, минаретов и проспектов Каира, но они тонули в море огней всей дельты, и сориентироваться в этой пёстрой картине не было никакой возможности. Размытые пятна света от уличных фонарей, обозначающие дороги, проспекты и улицы, квадраты витрин и окон, цветные рекламные и сигнальные огни, предупреждающие о торчащих в небо мачтах, вышках и пиках минаретов, всё это было яркой иллюстрацией к сказкам тысячи и одной ночи.

Аэробус стремительно снижался, не оставляя возможности рассмотреть и вникнуть в мешанину огней внизу, хоть как-то сориентироваться в этом муравейнике. Вот уже Каирский транснациональный аэропорт, сигнальные огни взлётно-посадочной полосы, и вот уже колёса коснулись бетонки, лёгкий толчок, тряска, и к гулу мотора прибавился шорох шин по бетонной полосе. Гостеприимный и мистический Каир принял нас свежей февральской ночью в свои объятья.

Ряд проверок, паспортный и багажный контроль, оформление визы, обмен валюты, все эти необходимые и необременительные процедуры прошли гладко и без моральных напрягов, отняв всего лишь несколько минут, и вот я под зорким оком офицера охраны аэропорта прохожу последний барьер, миную обычную в аэропортах толпу встречающих с плакатиками и без, и выхожу в тёплую зимнюю ночь египетских субтропиков. На меня бросаются таксисты, предлагая свои услуги, но я отказываюсь от всех предложений, и все они на удивление быстро отстают. Я объясняю это двумя факторами - глухой тёмной ночью и своим целеустремлённым видом, словно я точно знаю свою цель.

На самом деле я абсолютно не представляю, куда мне идти и что вообще делать. Меня это нисколько не смущает, я уверен, что всё образуется само собой. И в самом деле, ноги приводят меня на автобусную остановку, а там уже стоит аэропортовский маршрутный автобус с широко распахнутыми дверями, и я, вслед за другими, заскакиваю в него. Пока ничто не омрачает моего ощущения восторга – я в Каире!

Автобус почти пустой. Я приготовил деньги, но никто не обращает на меня ни малейшего внимания. Во-первых, я пока среди таких же, как и я, во-вторых, как скоро выяснилось, это служебный автобус и развозит он пассажиров по территории аэропорта бесплатно. Минут через пять он куда-то приехал, всех высадил, и уехал. Это оказалась гигантская парковка и стоянка такси. Ко мне, как и к другим пассажирам, бросилось несколько водителей, всех быстро расхватали, я отказался, и меня тут же оставили в покое.

Походив туда-сюда, я вскоре понял, что остался один среди великого множества пустых тачек, и надо принимать какое-то решение. А что тут решать? Времени – море, куда идти, я примерно знаю, по крайней мере, направление – достаточно долго изучал карты в google – мои хорошие, надёжные ноги, неизменно выручающие меня, при мне, пойду пешком. От аэропорта до города километров 20, для меня это пустяки. К тому же всё - равно надо чем-то занять ночь.

Покружив по площадкам парковки, я вышел на какую-то улицу и пошёл на запад. На магистраль, ведущую от аэропорта в город, я вышел не сразу, какое-то время поплутал на узких улочках жилых кварталов, но в конце концов вышел на широкий проспект, разделённый на две полосы зелёным сквером, усаженным финиковыми пальмами, и резвым шагом пошёл по нему в сторону города.

Погода стояла отличная – ни жарко, ни холодно, освещение всей трассы – хорошее, настроение –великолепное. Яркая луна в третьей четверти помогала мне ориентироваться и держать направление,

Я бодро шагал по слегка извилистому тротуару сквера, огибая стволы пальм, наслаждался новизной впечатлений и окружающей архитектурой. Слева тянулись бесконечной чередой представительства всевозможных организаций, фирм, музеи, отели, виллы зажиточных горожан, справа вздымались жилые кварталы ухоженных городов-спутников. Позже я узнал, что это – Гелиополис, северо-западный жилой массив Каира, один из чистых районов, в котором проживают в основном состоятельные горожане. Что ждёт меня в самом городе, я ещё не знал.

По широченному, европейского вида проспекту, проносились редкие такси, автобусы, прочие машины. Одна из них несколько озадачила меня – грузовичок, нагруженный гигантскими мусорными мешками, выпиравшими с его кузова во все стороны, из-за чего он походил на жука-скарабея, волокущего на спине свой навозный шарик. Это зрелище немного подготовило меня к тому, что я увидел позже в городе. Там возили такие мешки на всевозможных видах транспорта, вплоть до ручных тачек.

Вообще возня с мусором занимает довольно значительную часть кипучей повседневной жизни каирцев, но, вопреки этому (а, может быть, в значительной мере вследствие этого), город утопает в грязи и мусоре.

Забегая вперёд, скажу, что был свидетелем таких сценок, и не раз, как хозяйки, выходя за дверь своего дома с тазиком, мешком или ещё чем-либо, наполненным мусором, отойдя на несколько шагов, вываливают его под стену соседского дома, где уже навалена приличных размеров гора.

Уже ближе к рассвету, где-то на подходе к городу, мне, как одинокому раннему пешеходу, издалека помахал рукой, приветствуя, дворник, вышедший спозаранку по своим делам. Этим он ещё больше поднял моё настроение.

Первые каирские впечатления

Этот котик был одним из первых ранних каирцев, встреченных мной на улицах города. Вообще таких кошек, гуляющих "сам по себе", в Каире много.

Так, незаметно, я подошёл к городу. Ничего похожего на какую-то границу не было, прибавилось минаретов по всем направлениям, ставших ближе и выше, дома стали грязней, они встали тесней и ближе к проспекту. Я по старой привычке пытался высмотреть каирскую телевышку – в российских городах, да и не только, очень часто телевизионные вышки были для меня лучшим ориентиром, вздымаясь над всем городом.

Но здесь, как я увидел позже, это не работало, вышка оказалась ниже окружающих строений, в частности, смотровой каирской башни эль Бург, возвышавшейся неподалёку от неё на острове в середине Нила, и вообще, это была на вышка, а металлическая надстройка на одном из зданий. Даже пики многих минаретов торчали в небо намного выше.

Каир в утренней дымке. Видна верхушка телевышки, подставкой служит высотный дом.

Вступив в городские кварталы, я слегка потерял направление, обступившие стены скрывали горизонт, никаких ориентиров я пока не видел. Но для беспокойства не было ни малейших оснований – весь город с юга на север пересекала река – могучий Нил, а на его берегах заблудиться уже невозможно.

Восхитителен Нил в утренней дымке. У правого края – смотровая башня.

Стало совсем светло, солнце показалось над горизонтом, но даже и без солнца я имел надёжный указатель – компас в моих универсальных часах. Они у меня показывают всё, вплоть до прогноза погоды.

Пока я шёл без конкретных планов, рассчитывая для начала дойти до Нила, а там уже действовать по обстановке – либо искать свой отель на острове, либо просто исследовать интересные места египетской столицы.

Вдруг я увидел в просветах между кварталами возвышающуюся над всем ландшафтом огромную плоскую скалу. Уж не та ли это скала, что соседствует с Цитаделью, расположившись южней неё ? Купола минаретов на её фоне укрепили мои догадки. Подойдя ближе я, наконец, увидел и указатели.

За этими мощными стенами – целый городок с минаретами, музеями, смотровыми башнями и прочими интересными сооружениями.

Надо сказать, что Каир не балует обилием дорожных указателей, их очень мало, точней говоря, их почти нет, а из тех, что есть, большинство на арабском языке, совершенно непривычном европейскому глазу. Больше того, с детства привычные нам арабские цифры, которыми пользуются во всём мире, в исконно арабском городе тысячи и одной ночи не применяются, точней, применяются в редких случаях, только там, где могут понадобиться западным туристам. Это один из мистических парадоксов, которых так много в Каире.

Это знак, запрещающий телефонные переговоры за рулём. Каирцы очень любят болтать по мобильнику, и этот знак напрочь игнорируют, как и все другие.

А это вообще смешной знак. В Египте не представляют, как можно ехать в тачке и не сигналить. Что это за езда?

Даже номерные знаки автомобилей даются «неарабскими» цифрами. Именно по ним я довольно быстро напрактиковался их очень простые значки быстро переводить в знакомые числа.

Это номерной знак 240192. Цифры 1 и 9 похожи на наши, точка это 0, ну и т.д.

Убедившись, что действительно вышел на Цитадель, я был вынужден признать, что всё-таки заплутал – Цитадель находится в южной части города, а я рассчитывал выйти к центру. Каким-то опять же мистическим образом я резко съехал к югу, хотя должен был по проспекту выйти к центру. Впрочем, в моих дальнейших планах было посещение этой очень интересной крепости, полной мечетей, музеев и прочих замечательных объектов, так что я нисколько не жалел, что прежде времени попал в это место. Значит, так и надо. Я просто воспользовался сложившимися обстоятельствами и побродил немного по крепости.

Что касается каменной громады скалы, возвышающейся над всем окружающим ландшафтом как совершенно инородное тело, или неизвестно как образовавшийся здесь природный объект, будто свалившийся с луны, то, будь у меня больше времени, я бы непременно слазил на неё, хотя, подозреваю, что на ней ничего, кроме нескольких военизированных фортов и окружающего их лунного пейзажа голых камней, ничего нет. Во всяком случае, эта скала осталась для меня ещё одной неразгаданной мистической загадкой египетской столицы.

Покружив по этому месту, я решил всё-таки выйти к центру и поискать свой отель. День уже вступил в свои права, а мне хотелось к двенадцати часам найти отель, получить ключ от номера, чуть-чуть отдохнуть, выпить чайку и, оставив в номере всё лишнее, налегке побродить по городу.

Определившись с направлением, я двинулся на северо-запад. Здесь уже магистралей не было, пришлось идти путаными улочками. Вот тут я и увидел настоящий Каир, его трущобы, грязь, убогие хибарки. В эти кварталы иностранные туристы не заходили, и поэтому меня здесь никак не воспринимали. Там, где были знакомы с подобной публикой, реагировали очень чётко – после вступительного «welcam» начинали предлагать свои услуги или просто просить денег – «бакшиш».

Очень удобная свалка, не надо далеко ходить, вышел за дверь, и вываливаешь. Правда, вид портит, и попахивает, но к этому привыкли. Таких в Каире много, чуть не в каждом дворе.

А тут меня воспринимали как… я так и не понял, как. Или вообще не смотрели в мою сторону, или в упор не замечали, что я где-то в чём-то не такой, как все. Так одна молоденькая египтяночка с грудничком на руках (двое других, чуть постарше, шли рядом), пересекая мою траекторию, бесцеремонно остановила меня, сунула мне в руки какой-то рюкзачок, и стала поправлять младенца на своих руках. Пока я раздумывал, что ей от меня надо, она перехватила своего ребятёночка поудобней, укоризненно посмотрела на меня как на несмышлёного бестолкового недотёпу, взяла из моих рук рюкзак, водрузила себе на голову, и пошла догонять своих ушедших вперёд детишек. Они тут почти всё носят на голове, за несколько дней пребывания здесь я это чётко усвоил. Поэтому у них и осанка, как у топ-моделей, особенно у женщин.

Над трущобами, по которым я шёл, нависал широкий скоростной виадук, по которому беспрерывно мчался поток машин. Так они здесь решали транспортную проблему в глухих районах города, надо сказать, довольно успешно. Я шёл вдоль виадука, рассчитывая попасть в центр, придерживаясь этой небесной магистрали, висящей на уровне крыш и ведущей в цивилизованный мир.

Следуя вдоль этого подоблачного виадука, я вышел в центр.

Расчёт оказался верным. После довольно долгого пути, с трудом пересекая перекрёстные улицы, по которым мчался плотный поток автотехники со всех концов планеты (если быть более точным – со свалок и кладбищ), я начал выглядывать слева от своей траектории дальние небоскрёбы и здания оригинальной модерной архитектуры. Это должен быть по моим расчётам берег Нила и остров Джазира, на котором раскинулся жилой район Замалек, в дебрях которого ждёт меня мой отель со звучным именем Golden Tuilp Hotel Flamenco или просто Фламенко. По мере возможности смещаясь влево, я вышел на какую-то магистраль, выходящую на мост, и разглядел на ней указатель с заветными цифрами 26, их легко было определить даже в арабской вязи. Это был Проспект 26-го июля, какая-то важная дата в истории Египта.

Проспект пересекал весь остров и, где-то ближе к другому берегу от него отходила улочка, на которой располагался мой отель. Я не стал больше блуждать и, хоть было ещё рановато, пошёл прямиком по магистрали искать своё Фламенко.

Остров Джазира – отель Фламенко

На острове оказалось гораздо тише, чище и спокойней, чем в городе. В Замалеке располагались преимущественно дипломатические представительства, зоны отдыха и спортплощадки, а остров Джазира считается зелёными лёгкими города. Позже, когда меня доставал городской шум, суматоха, невыносимо загазованная атмосфера и грязь на улицах, я сворачивал на остров и отдыхал на нём душой и телом. Отель я нашёл не сразу, но и плутать долго не пришлось, хотя, по правде сказать, улицы и переулки в том уголке острова изрядно путаные. Нашёл я его часа за полтора до начала регистрации и, прикинув время, решил прогуляться по острову, выйти по нижнему мосту в центр, и вернуться к отелю к 12 часам.

Большие буквы на белой стене. Когда мне вечером особенно нужно было сюда попасть, я ходил вокруг и не мог найти свой отель.

Ещё одна вывеска, уже с торца здания. И она мне не помогла тогда, её я тоже не видел.

Остров - великолепен! И в самом деле, вся его средняя часть занята дипломатическими корпусами, а южная – скверами, зелёными зонами и спортплощадками. Там же тянулась высоко в небо и обзорная вышка Каира. Впрочем, тишина и чистота объяснялись просто – вход на эти площадки и скверы платный.

Остров Джазира - зелёные лёгкие Каира, много спортплощадок, зон отдыха и дипломатических зданий.

Эль Бург - городская смотровая вышка. С неё открывается великолепный вид на город и на Нил.

Вид со смотровой вышки на южную часть острова и на Нил.

Пройдя весь остров, перейдя мост, я снова оказался в шумном, пропитанном гарью выхлопов, центре. Удаляться от берега я не стал, чтобы не пересекать улиц с их сумасшедшим дорожным движением, без правил, законов и какого-либо намёка на упорядоченность. Это там какой-то беспредел. Я так и не понял, вернувшись домой, как мне удавалось там переходить дорогу.

Каирский лежачий полицейский. Так там подкрепляют переход. Но водители пролетают его, не снижая скорости, и ещё даже поддают газу, чтобы не подпрыгивать.

Опять пришлось плутать в поисках отеля, хотя я уже был возле него. Это был какой-то мистический угол.

Но я и в этот раз не сделал должных своевременных выводов, и это дорого обошлось мне впоследствии.

В конце концов я его нашёл вторично.

В регистратуре общение тоже не доставило мне удовольствия. Я тупил по-чёрному, вначале пытался выдать им фразу из разговорничка на арабском о том, что зарезервировал у них номер, но они только улыбались. Их английский я почти не понимал, они тоже не понимали меня, или делали вид, хотя ситуация-то была предельно ясная – пришёл человек, и ему нужен номер. Я, вероятно, привык к тому, как просто обычно решается этот вопрос, например, как это было у меня перед этим в Венеции.

Наконец я предъявил им форму резервирования, которую выдал мне компьютер, когда я заказывал номер через Интернет. А ведь с этого надо было начать, но я помнил, что в Венеции эта бумага мне вообще не понадобилась. Почему-то они упорно называли её «ваучер», когда просили показать, даже сами показывали какой-то образец, совершенно не похожий на мою «портянку» на формате А4, и этим ещё больше сбивали меня с толку.

Я «объяснялся» тут с ними и корил себя за то, что не пошёл в какой-нибудь другой отель, простой и дешёвый, их можно было найти на туристических форумах в Интернете. Кто-то писал даже о таком, где можно общаться по-русски. Там, конечно, меньше комфорта, чем в шикарном Фламенко, но весь этот комфорт мне нужен, как собаке пятая нога.

Вот, к примеру, чем не отель? Он, конечно, не очень шикарный, наверно, самый большой из самых маленьких, зато название звучное.

Однако повернуться и уйти я не решился. Так мы, в конце концов, домучили эту тему, в итоге мне дали ключ, и я поехал наверх в свой 901 номер.

Маленький, но такой желанный ключик на большом фирменном брелке – доске

Номер, конечно, был шикарный – гостиная с мягкой мебелью, спальная, большая ванная с душем и всем остальным, что положено в разрядном отеле, огромный плоский телевизор, холодильник, короче всё, что надо, и ещё больше, чего не надо. Даже сейф в шкафу. Я даже разглядел в гостиной возле столика в стене у пола гнездо локальной компьютерной сети. Да, в Интернете его тоже упоминали в списке услуг, предоставляемых отелем.

Маленькая гостиная большого номера в гигантском отеле. На стене внизу между креслом и диваном видно розетку локальной сети для подключения компьютера.

Рабочий, а кому и туалетный стол в уголке спальни.

Плоский телевизор, а под ним холодильник. А рядом в шкафу ещё и сейф секретный.

Открыв окна, я осмотрелся, сделал несколько кадров «окрестностей» – стену 20-этажного здания напротив, облепленную кондиционерами, оживлённые улочки далеко внизу, живописные крыши прилегающих домов пониже с лесом спутниковых тарелок, площадками для отдыха, развешанным для просушки бельём и прочей экзотикой. На крышах Каира можно обнаружить даже сельский двор с сопутствующими постройками и курами.

Окна моего номера упираются в высоченный домище. Тут дома строят без вентиляции, невзирая на вечную тропическую жару. А потом обвешивают кондиционерами. Интересно – помогает?

Вид в пропасть между небоскрёбами. Даже в маленьких переулках здесь интенсивное движение.

Вот что можно увидеть на крышах Каира – сельский двор со всеми постройками.

Всё, можно расслабиться и отдохнуть. Я заварил чай и, прихлёбывая его, стал думать о дальнейших планах. Из всех мыслей, роящихся в голове, наверх, вскоре выплыла одна – в 15 километрах отсюда находятся пирамиды! Вот куда надо стремиться!

Однако, поостыв, я вспомнил, что доступ к ним ограничен, билеты на территорию продают только с 8 до 12 часов, а потом начинают помаленьку вытеснять всю публику за ограду.

Снова её пускают только на вечернее представление – «Sound & Light» – «Звук и цвет», и только на зрительскую площадку. Так что шансов у меня никаких нет, сейчас уже далеко за 12. Ну что ж, время ещё раннее, полдня впереди, пойду-ка я опять в суматоху и сумасшествие города, окунусь в насыщенную перегаром выхлопов атмосферу, поманеврирую в хаосе дорожного движения, посмотрю на людей. Вот оно – самое интересное, после пирамид, конечно – посмотреть людей.

Я уже успел увидеть и бедуинов в длинных до земли халатах, и бездомных, завёрнутых в одеяла и спящих где попало, даже на остановках между скамеек, и женщин, задрапированных с головы до пят как в броню в плотную чёрную ткань с узенькой полоской в районе глаз. Как они переходят улицу, для меня осталось неразрешимой загадкой. Мне для этого нужен обзор 360 градусов, а они, почти ничего не видя, преодолевают улицу с непрерывным потоком машин ещё успешней, чем я.

Бедуин. Спешит к своему верблюду.

Бездомный. Нашёл себе подходящее убежище.

А эти устроились прямо на природе.

Или вот ещё зрелище: булочник везёт на голове узкий деревянный подиум в 3 метра длиной, без преувеличения, нагруженный высокой пирамидой лепёшек, слегка придерживает его одной рукой, другой держится за руль велосипеда, и лавирует в хаосе стремительно летящих машин.

Или автобусы с настежь распахнутыми, никогда не закрывающимися дверями, проносящиеся мимо остановок. Кому надо, соскакивают на ходу, так же и запрыгивают, выбегая для этого на мостовую, почти под колёса. При этом почти всегда в проёме дверей на площадке гроздья висящих отчаянных пассажиров.

Вот так они ездят. Ничего особенного, самая что ни на есть норма. Вышел (вылез), отряхнулся, пиджачок, причёску поправил, и дальше пошёл.

А могут и так. Сбоку прицепился грузчик, а, может быть и экспедитор, которому места не хватило.

Всей этой экзотики я насмотрелся уже за короткое пребывание в египетской столице, а на следующий день уже привык. И потом, вернувшись домой, в Германию, заново учился переходить улицы, поначалу пытаясь бросаться в просветы между машин.

Так что пойду-ка я в город, а там уж решение придёт само. В этом гигантском человеческом муравейнике, переполненном людьми, зданиями, машинами и всеми прочими гранями жизни, нет недостатка в достопримечательностях и интересных зрелищах.

Сдав ключ в регистратуре, я вышел на улицу, оглядевшись, сориентировался, и пошёл в сторону центра.

Первый египетский «френд» и первые приобретения

И вот я опять иду по проспекту 26-го Июля, уже в третий раз за сегодняшний день. Перейдя мост, углубился в кварталы, следуя изгибу проспекта, свернул на юго-восток.

Мой бегающий по окружающему пространству взгляд, как и весь неуверенный, будто чего-то ожидающий, вид, наверно привлекал внимание. Слева пристроился некий тип, спросил, говорю ли я по-английски. Тут так обычно начинают разговор с иностранными туристами. Я ответил, что только по-немецки и по-русски. Тип оживился, начал рассказывать, что у него есть хорошие русские друзья, стал расхваливать их, изредка вставляя русские слова. Я поддакивал, по мере возможности поддерживая разговор. Он всё более оживлялся, говорил, какие они замечательные, его русские друзья, и вообще он любит Россию и русских.

Дальше – больше. Он стал приглашать меня зайти попить чаю, поговорить. Сразу же за углом была его лавка. Я подумал, а почему бы и не зайти, я ведь не знаю, чем заняться, куда идти. Дверь в его лавку оказалась не закрыта, никого в ней нет, мы спустились внутрь, он провёл меня вглубь, усадил на диванчик, стал возиться с чаем за соседним столиком.

Чай оказался очень вкусным, я вспомнил этот вкус, это каркадэ, его очень любят мои домашние. А здесь им всегда угощают гостей. Мне показалось, что сами они пьют его редко, наверно это для них роскошь.

Мой новый «фрэнд» присел напротив, стал расспрашивать о семье, о жизни, что, где, как. Он говорил в основном на английском, темы и слова были простые, на этом уровне я могу общаться. К тому же иногда он вставлял русские, и даже немецкие слова. Потом он стал рассказывать о себе, о своей семье, жизни, о своём деле. Его дело – эта лавка. Так он плавно перешёл к своему коньку.

Условно я буду называть его Ахмет, хотя не уверен, что именно это имя он назвал, когда мы знакомились, тут память меня подводит. Его главный товар – ароматические масла. Это типичный египетский продукт, его предлагают почти в каждой второй лавке.

Ахмет, мой первый каирский "френд".

А это я в его лавке перед зеркальным шкафчиком с вазочками и маслами.

Технология приготовления этих масел известна ещё со времён фараонов. Среди известных масел – манго, апельсин, сандал, земляничное и прочих, очень популярны те, которыми пользовались фараоны и их жёны, например, масла Нефертити и Тутанхамона.

Ахмет с увлечением и со знанием дела рассказывал о маслах, стал их показывать, я подставлял ему фалангу пальца, он слегка смачивал её специальной пробочкой с длинным щупом, обмакивая его в маленькую специальную вазочку с маслом. Вскоре все мои фаланги были «задействованы» и их стало не хватать.

Вот тут и проснулся мой нюх, я открыл для себя, что у меня довольно тонкое обоняние. Легко узнавал я знакомые запахи – земляничный, апельсин, и воспринимал и запоминал новые – Нефертити, сандал.

Вслед за демонстрацией Ахмет стал их мне предлагать. Рассказал, сколько они стоят в Париже, и за сколько их можно купить здесь. Я, правда, долго не мог понять, что такое «юро», оказалось, так здесь называют евро.

В Париже, по его сведениям, грамм такого масла стоит в среднем 9 «юро». Для ориентировки, грамма ароматического масла достаточно для приготовления пятидесяти, а то и ста кубиков туалетной воды или другой парфюмерии.

Ахмет выставил бутылочки объёмом в 100, 50 и 20 грамм и предложил мне выбирать.

Я прекрасно всё понимал, давал себе полный отчёт в происходящем, в своих словах и действиях, при этом каким-то внутренним чутьём угадывал, что всё это не случайно, и именно так должно происходить. Короче, выбрал 50-граммовые бутылочки.

В итоге всей сделки у меня оказались пять египетских ароматических масел, впоследствии я жалел, что не взял ещё шестого – земляничного. Мне часто вспоминался его аромат.

Интересно проходил процесс сделки – после третьей бутылочки я стал отказываться, говоря, что мне уже не надо, на что Ахмет предложил четвёртую за треть цены, а пятую бесплатно в подарок. А потом ещё персонально для жены передал презент – симпатичную миниатюрную вазочку под масло в форме лампы Алладина.

Тогда я ещё не знал, как ко всему этому отнестись, но время показало, что всё именно так и должно было произойти, всё было к месту и кстати, больше того, это оказалось ещё одним мистическим совпадением, но об этом позже.

Ахмет аккуратнейшим образом упаковал все мои бутылочки, обмотав их скотчем в несколько слоёв, словно мумии бинтами, перебрал несколько коробочек, пока не нашёл самую подходящую, так же профессионально упаковал всё в коробочку и вручил её мне. И после всего этого не хотел меня отпускать. Ему хотелось познакомить меня со своим компаньоном из соседней лавки, мы перешли к нему, там меня опять угостили вкусным чаем. Я вспомнил, что хотел привезти Максиму для его кальяна специального табака, стал объяснять, что мне надо. Они сначала меня не поняли, стали предлагать сам кальян, выставив на столе целый ряд. У них это называется «шиша». Но вскоре разобрались, и отправили мальчика за табаком, у них здесь его не было.

Компаньон Ахмета в своей папирусной лавке – музее.

Пока ждали, Ахмет, среди беседы показал на огромный папирус, висящий напротив на стене, как раз у нас перед глазами, стал рассказывать, что он очень дорогой, но мне, если я захочу, они могут уступить за полцены. Я думал – хорошего понемножку и, конечно, стал отказываться. Но тут у Ахмета опять проснулся торгашеский дух, и он стал меня уговаривать, постепенно снижая цену. Я упорно отказывался, он продолжал уговаривать, потом прямо спросил, за сколько я мог бы его купить. Я хотел было повторить отказ, но как-то тоже включился в игру и, обнаглев, написал на листочке, предложенном Ахметом, цену в десять раз меньше первоначальной. Он понял не сразу, потом до него дошло, и он стал возмущаться, размахивать руками – «… там же золото…» (на папирусе и впрямь проглядывала позолота), в общем, целый рыночный спектакль.

Слово «золото» он очень хорошо выговаривал по-русски. Повозмущавшись, он продолжил снижение цены. Я упирался, сам себя не узнавая. Когда его цена упала до четверти, я стал сомневаться – а не купить ли мне этот папирус, он неплохо будет смотреться у нас в зале на стене. И тогда, как бы долго раздумывая, я чуть-чуть поднял цену. Ахмет воспрял духом и стал с новой силой уговаривать меня, потом чуть изменил тактику и предложил среднюю между его и моей. Как раз получилась случайно завалявшаяся в моём кармане двадцатка. На сдачу я не рассчитывал, с мелочью возиться, добавляя её, тоже не хотел, и после долгих «окончательных сомнений», согласился. Ахмет тут же подобрал большой тубус, собрав его из двух маленьких, скрутил уже мой папирус и, засунув его в длинный комбинированный тубус-футляр, тоже вручил его мне. Тут и табак подоспел. На этом Ахмет решил уже невежливым задерживать меня и, проводив до площади распрощался, приглашая заходить ещё.

Каирские уличные приключения

Я стоял, раздумывая, куда бы ещё сходить. Время ещё раннее, можно гулять и гулять. Но ничего не приходило в голову. Моя программа на тот первый день пребывания в Каире была полностью исчерпана, но я в тот момент этого не понимал. Ноги понесли меня куда-то в противоположную от моего отеля сторону, и я подчинился, а зря. Ничего, кроме разочарований, мои дальнейшие блуждания мне не принесли.

Когда я проходил мимо Египетского музея, куда меня принесли ноги, мой пакет с торчащим из него тубусом, да и я сам со всем своим блуждающим по сторонам взглядом и неуверенной походкой, привлёк внимание уличного торговца папирусами, постоянно дежурившего на этом злачном месте. Он подлетел ко мне и без церемоний стал пихать свои папирусы, уговаривая их купить. Я слабо отпихивался, словно куда-то делась вся моя воля, а он по мере моих отказов подкладывал папирусы и снижал цену. Мне невыносимо захотелось отделаться от него, было очень неловко от всей этой уличной сцены и от моей роли в ней, я сунул ему, сколько он просил и, скрутив в рулон кипу, которую он успел сложить на меня, сунул её в пакет.

Потом выяснилось, что эта сделка тоже оказалась довольно выгодной, я эти папирусы раздарил на 8-е Марта, приложив к ароматическим маслам, а обошлись они мне чуть дороже простеньких рамок, которые я купил для них дома.

Однако на этом мои уличные приключения не кончились. Ко мне, как к богатенькому иностранчику, увешанному покупками и продолжающему скупать всё подряд, подлетел ещё один жаждущий подзаработать, и, вцепившись в меня, стал предлагать такси. Другого у него ничего не было, потом оказалось, что у него и этого не было, он хотел просто довести меня до такси и взять за это денег сколько удастся. Вся моя воля окончательно улетучилась, я не смог найти в себе силы отделаться от него, хотя ни такси, ни, тем более, сопровождение до стоянки такси мне точно не было нужно.

Уж не знаю, как получилось, что он стал таскать меня через дороги, сходящиеся к площади, одной рукой вцепившись в меня, другую подняв высоко вверх и останавливая всё движение. Я готов был провалиться сквозь землю, мне было стыдно за свою беспомощность, безволие и бессилие отделаться от столь бесцеремонной, назойливой услужливости. Наконец я как-то высвободился, и он, видя, что возможность заработать тает на глазах, стал требовать расчёта за свои услуги, мол, это же его работа. К счастью, у меня не было близко крупных денег, я бы, наверно, их все отдал, а так я сунул ему два фунта, и он отстал. В сущности, это копейки, но по их меркам за эти его «услуги» это щедрая оплата.

Отделавшись от него я, наконец, понял, что на сегодня хватит. Надо прямиком мчаться домой, закрыться в номере и не вылазить из него до завтрашнего дня. Так я и порешил. Осмотрелся и кратчайшим путём двинул в свой тихий район.

Ближайший мост выходил прямо на площадь, на которой происходили все действия. Я не без труда пересёк несколько улиц, вышел на стрелку моста, и, взобравшись по крутой лесенке на мост, уже спокойно пошёл на свой тихий и уютный зелёный остров.

Шёл я не спеша, усилием воли заставляя себя притормаживать. Спешить совершенно некуда, пора и отдохнуть от бесконечной гонки – ведь я уже с двух часов ночи был на ногах, и всё быстрым шагом, будто кто-то меня гнал.

Перешёл мост, миновал спортплощадки и скверы, вышел на свой проспект и не спеша добрёл до квартала, в котором должен был находиться мой отель.

Но тут меня поджидало одно из самых загадочных происшествий, случившихся со мной в этом мистическом городе. Я потерял свой отель!

Я был в нём уже два раза, вроде бы никаких проблем не предвиделось – и квартал довольно правильный, без сильно запутанных переулков, и ориентиров полно, я их заснял своей камерой, да и вообще я обычно прекрасно ориентируюсь в городских кварталах, не новичок, пол-Германии объездил-обошёл, не говоря уже о России. Но ничего не помогло! Снова и снова кружил я по маленькому пятачку, не находя своего отеля. Запутавшись в очередной раз, возвращался в исходную точку, к проспекту, переходящему в мост, и снова отправлялся на поиски.

Я уже дошёл до крайней степени отчаяния, настроился ходить кругами всю ночь – уже стемнело, и эта темень дополнительно удручала меня. Ходя кругами по одним и тем же улицам я намозолил глаза многочисленным охранникам, которых здесь было особенно много, впрочем, как и во всём городе. Даже не представляю, что они обо мне думали, когда я раз за разом проходил мимо них.

Как-то меня даже окликнули. Я подумал было, что смогу что-то выяснить, подошёл, стал спрашивать, при этом тупил по-чёрному, но в конце-концов понял, что ничего от этих подозвавших меня парней не добьюсь, они просто вышли подышать вечерним воздухом перед своим магазинчиком и окликнули меня от скуки, приняв за молоденького парнишку. Ведь внешне я так и выглядел по фигуре, походке и осанке, а лицо?, кто их знает, этих европейцев, какие у них там лица?

Так я кружил то ли два, то ли три часа, а может быть и больше, в этом состоянии я полностью потерял ощущение времени и пространства. И только в восемь часов я уткнулся носом в белоснежную стену с большими буквами на ней – «Hotel Flamenco». Господи, я же был здесь много раз, и этот небоскрёб рядом всегда видел, на него и ориентировался. Взглянув на часы, я вспомнил, что, уходя отсюда днём, подумал, что самое время будет вернуться в отель часов в восемь – и все вечерние процедуры успею сделать не спеша, и скучать без дела не придётся. Вот и придумал на свою голову – как подумал, так и случилось.

Но с каким наслаждением я вошёл в свой номер! Сразу залез под горячий душ, хорошо прогрелся, после душа вскипятил чаю, поужинал захваченным дома бутербродом, выпил чай с шоколадкой, включил телевизор, залез под одеяло и ещё раз перечитал путеводитель по Египту, взятый с собой. Спал я сладко. Я вообще сплю сладко.

День второй

Сегодня – День Пирамид!

Предполагается два визита в Долину пирамид, первый – утренний, ознакомительный, с осмотром пирамид, сфинкса, музеев, окрестностей, и всего, до чего удастся добраться.

Второй – не менее важный, если не более – вечернее лазерное шоу, на котором экраном для грандиозной лазерной иллюминации будут служить пирамиды, сопровождаться шоу будет озвучиванием всего обозримого пространства, театрализованным повествованием о пирамидах, их истории, и чего-то ещё, пока не знаю.

Сегодня воскресенье, по воскресеньям рассказывают на русском языке. Я специально подгадывал. Судьба была благосклонна ко мне, удалось срастить всё так, что именно в воскресный вечер я смогу попасть на это зрелище.

Как я был террористом-любителем

Я к нему довольно тщательно готовился, так тщательно, что в этой подготовке полностью потерял связь с реалиями современной жизни: дело в том, что в моей дигитальной камере, которой я хотел записать всё это волшебное действо, ограниченный ресурс аккумулятора, впрочем, это общее их свойство. Я сомневался, хватит ли заряда аккумулятора на всё время записи?

Проблема относительно легко разрешимая – с помощью внешнего источника питания. Его я и соорудил дома из трёх больших круглых элементов, готовясь к поездке. Этой батареи хватило бы на 20 часов работы. Подобрал футляр по размеру, подсоединил провода, опробовал. Теперь осталось всё подключить, когда придёт нужный момент, и можно записывать хоть целый сериал. Сложил всё в свою сумку, прихватив ещё на всякий случай монтажный инструмент, и со спокойной душой отправился в путь.

В аэропорт меня провожал Максим. И что это мы полезли в сумку, я уже и не помню, то ли я хотел что-то ненужное оставить Максиму до моего возвращения, чтобы не таскать лишнего, то ли мы решили перед последним проходом через металлоискатель и другими проверками убедиться, что я не везу жидкостей или ещё чего запрещённого? Короче, тут-то и выяснилось, что в моём багаже полный комплект террориста-любителя, к тому же смертника.

Батарейки, проводочки, кусачки, да ещё и ножичек, который вообще нельзя проносить в самолёт.

Вспоминая сейчас об этом, я смеюсь над своей простотой, но тогда мне было не до смеха, стоило мне только вообразить, что я со всеми этими комплектующими для самодельной бомбы попёр бы через проверочный пункт Люфтганзы. Там каждого второго разували, чтобы проверить обувь, мне пришлось снять брючный ремень с металлической пряжкой, не говоря уже о ключах, железных деньгах и прочем подобном.

А ведь если бы не Максим, и полез бы. Он выручил меня в очередной раз. Чем-то подобным он мне помог, когда так же отправлял в Венецию.

Короче я всё, что могло вызвать какие-то неувязки, оставил ему, отбросив все сомнения, что-то мне подсказывало, что ничего из этого мне не понадобится. Так впоследствии и оказалось.

До самого последнего момента Максим контролировал мой проход, но всё прошло гладко. Миновав все проверки, я уже с той стороны помахал ему рукой – «…всё ОК, можешь идти домой», и пошёл дальше на посадку.

Вперёд – в Долину Пирамид

Ну ладно, это дело прошлое. А сейчас я был в преддверии кульминации всего своего короткого путешествия.

Проснулся я рано, но вставать не спешил, некуда спешить. Когда совсем рассвело, я всё-же встал, принял душ, стал потихоньку собираться. Завершив все утренние дела, выпив чаю, взяв только самое необходимое, по-традиции оставил на столике в гостиной один фунт для горничной, и вышел из отеля, сдав ключ.

Ехать или идти пешком, я уже решил. Мне трудно было представить, как я договариваюсь с таксистом о цене, и ещё труднее, как я заскакиваю на ходу в эти сумасшедшие автобусы, или выскакиваю из них, как рассчитываюсь за проезд, имея только крупные деньги, да и вообще, как еду в толпе туземцев.

15 километров до долины пирамид совершенно не пугали. Вчерашний почти 20-часовой марафон непрерывной ходьбы меня нисколько не напряг, я чувствовал себя прекрасно и готов был повторить нечто подобное. Дома я время от времени совершал прогулки на сто километров, так что подобные нагрузки были мне знакомы, и я легко их переносил.

Но на этот раз, наученный вчерашним горьким опытом, я не спешил кратчайшим путём уйти от отеля. Внимательно осмотрелся, запечатал в ближнюю память все ориентиры, и, выходя на набережную – самый надёжный ориентир – запоминал чуть ли не каждый шаг. Впрочем, и запоминать-то нечего, до набережной было всего метров 40 яркого и ни на что не похожего переулка. А торец здания с надписью на нём «Hotel Flamenco» можно было даже увидеть с набережной, если приглядеться. Я лишь в очередной раз поразился моему вчерашнему мистическому затмению.

В Каире охранники стоят у каждого столба. Эти охраняют отель. Сейчас они завтракают. Я их сфотал из-за Калашникова, небрежно заброшенного за спину. Вся египетская армия вооружена ими.

Воля или судьба, разум или мистика?

Поднявшись на мост и идя по нему на западный берег Нила, я думал о превратностях судьбы, о том, как и что с нами происходит в этой жизни, и какова при этом роль нашего разума, воли, осознанных и неосознанных желаний, и нашей судьбы, и что же всё-таки оказывает большее влияние на происходящее с нами – разум и воля, или судьба, или что-то ещё?

Существует Я (оно имеет сложную структуру, есть внешнее Я и внутреннее, явное и неявное, осознанное и неосознанное) и ещё нечто, часто именуемое Богом, собственно, это даже не нечто, а – ВСЁ. И оно в наибольшей степени определяет всё, происходящее с нами. Мы можем иметь хоть какой мощный разум, прилагать любые, самые неимоверные усилия в достижении наших внешних, поверхностных желаний и целей, но всё это – пыль и беспомощная суета перед силой Законов Бога, или Природы, в самой глубинной основе определяющих нашу жизнь.

Это даже не судьба, судьбу можно в большей или меньшей степени изменить, что-то, а иногда и всё в ней поменять. Это ещё глубже, чем судьба, чем наша сущность, душа, и всё, что мы можем осознать. Это выше нашего понимания и сознания, по крайней мере, на современной этапе его эволюции. Может быть, когда-нибудь мы сможем это понять и объяснить, и тогда то, что сейчас мы называем Мистикой, станет Знанием Законов. Законов Природы, Бытия, или Бога, это уже каждый выберет сам для себя. Впрочем, тогда мы всё будем понимать по-другому, в наших мозгах уже не будет той путаницы и хаоса, что портит сейчас всю нашу жизнь.

Эти мысли занимали моё сознание по пути к великим Пирамидам, но они не мешали мне обозревать окрестности, следовать намеченному маршруту и замечать всё интересное, вплоть до мелочей. Я даже разглядел на тротуаре черепок или осколок какой-то плиты с арабскими иероглифами на нём. Моё зрение обычно настроено на такие артефакты, и они чётко фиксируются в сознании.

Так, прогуливаясь как-то по берегу Рейна и высматривая какой-нибудь красивый камень на память об этой прогулке, я подобрал кусок застывшей лавы, на котором сохранились и кипящая, пузырящаяся поверхность, и стекающие, застывшие в таком состоянии «сталактиты», в общем, настоящий миниатюрный природный артефакт.

Он сейчас хранится у меня дома среди самых редких вещей.

А попал я туда, когда был в гостях у сестры в Мёнхен-Гладбахе и совместил тот визит с походом к Рейну за 25 километров. А предыдущим днём я «сходил» в Голландию за 40 километров, перешёл чётко отмеченную, но совершенно открытую границу, прогулялся до ближайшего голландского городка, и ещё вечером вернулся в исходный пункт.

Через всю Гизу

Вернёмся в Гизу. Сейчас этот городок слился с Каиром и стал его районом. А с западной стороны он вплотную подходит к пирамидам и теснит их. Он бы прирастал и дальше, но там уже Сахара, и она тоже, как может, теснит город. Было время, когда она заносила песком Сфинкса по самую шею, его неоднократно откапывали, последний раз это происходило уже в нашей истории, лет 150 назад… Итак, черепок. Пройти мимо я не мог, но и подбирать не стал – не хотел таскать в карманах весь день. Решил, если уж он лежит здесь неизвестно сколько, может быть тысячи лет, то полежит ещё до вечера. Запинал его под дерево на тротуаре, посмотрел по сторонам, запоминая место, и пошёл дальше, вертя головой и обозревая ближние и дальние окрестности.

Самое яркое фиксировал камерой, она постоянно лежала в моей ладони, готовая к действию. Впрочем, я ни на секунду не забывал о том, что вечером предстоит запись шоу у пирамид, и надо придерживаться режима жёсткой экономии.

Вот это меня заинтересовало. Вы думали, в Каире нет супермаркетов? Есть, вот он.

Вот этот мешочек с мусором тоже меня заинтересовал. Типичная для Каира картинка.

И этот котик меня заинтересовал. Он так жалобно на меня смотрел, что мне захотелось запечатлеть его мимику. Но пока я возился с камерой, он насторожился, не зная, чего от меня ждать, и вышло совсем не то, что я хотел.

Маршрут был очень простой – дойти по берегу до третьего моста, на который выходит главный проспект Гизы, там повернуть на запад и идти прямо до самых пирамид. Мимо них уже не пройдёшь.

Хотя, опять же, нет ничего абсолютного, или, можно ещё так – никогда не говори никогда. Идя по тротуару прямейшего проспекта я как–то умудрился на плавной развилке перейти на примыкающую улицу, и только минут через десять, сверившись по компасу, понял, что отклонился от выбранного маршрута. Впрочем, и в этом случае можно было выйти на пирамиды, но я предпочёл вернуться на главный проспект.

И ещё дальше, уже близко от места, на очень оживлённом перекрёстке я в сомнении остановился у столба с указателями, один из них ясно говорил о «monuments» и при этом чётко указывал направо. Я прошёл немного вперёд, но тут меня укусил червь сомнения, и я, вернувшись к указателям, опять уставился в них. Интеллигентного вида египтянин из толпы обратил внимание на мой, наверно, растерянный вид, и решил помочь. Ситуация-то была совершенно ясная, по крайней мере, для интеллигентного человека, что ещё может высматривать иностранный турист в нескольких сотнях метрах от пирамид?

Он подошёл и спросил, не пирамиды ли я ищу? Меня несколько смутило его «парамидс», но я понял, о чём он спросил, тоже ведь интеллигентный. Я активно закивал: «Yes, yes», и он указал мне прямо. Тут все говорят «парамидс», а указатель показывал на ещё один вход на территорию пирамид, об этом я узнал позже.

Уставившись вперёд, выглядывая в конце проспекта пирамиды, я пошёл дальше, ломая голову – почему же я их не вижу? И вот через несколько минут вдруг слева над зданиями внезапно выросла во всей своей красе одна из них, самая высокая. Сердце моё забилось, то ли от зрелища, то ли от близости к давно ожидаемой цели. Я прибавил шагу, высматривая вход к этим чудесам света.

Тут я опять слегка попал впросак. Слегка-то слегка, но это изрядно вывело меня из колеи и надолго испортило настроение.

Представьте себе ситуацию: с одной стороны – мировое чудо света, привлекающее к себе со всего мира толпы любопытных, готовых отдать большие деньги, чтобы добраться сюда, с другой стороны – бедная страна, нищее население, многие тысячи не имеющих работы людей, не знающих, как прокормить семью, как вообще выжить. Со всего города и со всех окрестностей они слетаются сюда, к пирамидам, к источнику возможного заработка, как пчёлы на мёд, и облепляют все подходы к территории. Обойти их невозможно. Они напряжённо выглядывают каждый приближающийся автобус с туристами, каждую машину или такси.

И тут я иду своими ногами, совершенно доступный, да ещё верчу головой, высматривая, как же всё-таки пройти к пирамидам. Короче, я попал в оборот.

Самые активные, или, может быть, самые нуждающиеся из группы, мимо которой я проходил, вызвались показать мне вход, повели куда-то в сторону пирамид. Я, простой, пошёл следом. Слева какие-то бесконечные конюшни, справа – крутой склон, на нём глухая бетонная стена, под ногами – грязный песок, весь в лошадином навозе. Постепенно до меня доходит, что-то тут не так. Не таким должен быть подход к чуду света. А как машины, комфортабельные автобусы, набитые туристами? Для них должна быть широкая, чистая, хорошо оборудованная дорога, и обязательно – широкий открытый вид на пирамиды. Тут же ничего этого нет.

В общем, я повернулся и пошёл назад, несмотря на суетливые сверхактивные уговоры идти дальше. Позже я понял, что там у них был нелегальный проход на территорию, или просто дыра в заборе. Может быть мой «проводник» рассчитывал на деньги, которые я с его помощью «сэкономил» бы на билете, этого я уже не узнаю.

Когда я уходил, или, точней сказать, убегал к выходу, меня пытался перехватить ещё один «гид». Пытаясь завлечь, сунул мне в руки какой-то «презент», приговаривая, что это бесплатно. Я вообще не мог понять, что это такое, он показал – головной убор бедуина, его надевают поверх «арафатки». Я чуть было не пошёл с этим «презентом» дальше, но тут же понял, что не для того он мне его сунул, чтобы я с ним убежал. Вернув «презент», воткнув ему куда-то подмышку, я чуть не бегом устремился подальше отсюда, на проспект, на волю.

Выскочив, я уже прямо, не глядя по сторонам, целеустремлённо пошёл дальше вперёд, и вскоре вышел туда, куда и хотел – на широкий, чистый подъезд ко входу на территорию пирамид. Тут была и «проходная», в которую я немедленно хотел пройти, и касса поблизости, в которую меня отправили за билетом, всё, как положено.

У кассы меня опять пытался перехватить очередной самодеятельный «гид», требуя, чтобы я передал ему билет. И так настойчиво он это делал, что кассир на него даже прикрикнул, из чего я понял, что этого точно нельзя делать. Тот стал оправдываться, что это, мол, его «джоб», но я уже не слушал, вернулся к проходной и – вот он, долгожданный момент – проник в Долину Пирамид! И даже без материальных потерь, если не считать корешка от билета (о моральных говорить не буду, их трудно измерить).

ПИРАМИДЫ !

Но все эти приключения перед входом, и вообще, всё это нравственное убожество рядом с величием тысячелетних пирамид, нищета, грязь и всепроникающий обман вывели меня из равновесия, я никак не мог закрыть на всё это глаза, отвлечься и проникнуться важностью момента. Что перед всей этой публикой Остап Бендер со своим Провалом? Кстати, на территории этих Остапов тоже хватало, и надо было продолжать сохранять бдительность.

Но, как бы то ни было, я здесь, среди пирамид, вот они, окружают меня, а там ещё одна, а за ней ещё.

Рядом с ближайшей – пирамидой Хефрена, я увидел средних размеров холмик - одна из совсем развалившихся пирамидок кого-то из родственников фараона, а на ней – одинокого фотографа, щёлкающего что-то со штатива. Больше всего привлекало то, что рядом с ним никого не было. Я почувствовал, что там, в стороне от всех, смогу придти в себя, здесь же «Остапы» совсем достали.

Я взошёл на холм, встал подальше, чтобы не мешать фотографу, и стал осматриваться. Вид открывался впечатляющий. Ближние окружающие пирамиды возводились на возвышенности, и вся долина была как на ладони. Другие большие пирамиды – Хеопса и Микерина, располагались чуть ниже, а Сфинкс вообще разлёгся в котловане.

Фотограф вскоре ушёл, оставив меня одного. Только грустный ослик, привязанный и, кажется, забытый внизу, во вскрытых внутренностях пирамиды, остался со мной.

Грустный ослик.

Я совсем успокоился. По мере успокоения рос восторг. Не сдержавшись, я заснял всю окружающую панораму, как и бывший здесь до меня фотограф.

Долина Гизы... Молчу, нет слов...

Дорога к Сфинксу, лежащему в котловине.

Вдоволь налюбовавшись мощным великолепием колоссов, проникнувшись их вечным покоем, я продолжал стоять, поражённый безмолвным величием всего этого грандиозного творения то ли рук человеческих, то ли Высших Сил, или, может быть, это та же Магия, которая создала позже и сам Каир, а в нынешние времена заправляет здесь всеми событиями.

Захотелось вникнуть в детали, посмотреть вблизи, потрогать руками и прижаться щекой к вечности. Но перед этим надо бы ещё подойти к Сфинксу. Отсюда он совсем невзрачен, мало того, что обращён к пирамидам (и ко мне) затылком, ещё и спрятался где-то внизу, в глубокой канаве. А ведь он здесь хозяин, он старше всех здесь, и именно он вдохновил фараонов на создание всего этого величия.

Я огляделся, наметил траекторию, огибающую все скопления людей, и побрёл вниз, к Сфинксу. Как ни странно, меня почти не трогали. Даже мальчишки со своими «картами» – сложенными гармошкой наборами открыток, лишь скользили по мне издалека взглядом, в ожидании покупателей, или, точнее говоря, жертв, ловко распуская и собирая свои гармошки. От этого их товар очень скоро приобретал истрёпанный, совсем нетоварный, вид, но это, похоже, особо не волновало ни продавцов, ни покупателей, которые приобретали эти карты только чтобы отвязаться от назойливых «торговцев», на этих открытках не было никаких ценных и впечатляющих видов. Впрочем, большинство детворы не имело и этого, и при каждом удобном (для них, но не для жертв) случае выклянчивало «бакшиш» вообще ни за что, просто так.

Сфинкс как-то не впечатлял вблизи, оно и понятно – годы не красят, ведь ему, возможно, 5 000 лет. То, что было длительное время скрыто под песком – лапы, нижняя часть туловища, ещё более-менее сохранилось, но верх, особенно голова и лицо, изрядно потрепало время. А больше всего «постарались» люди. Его ведь расстреливали из пушки, прямо в лицо. В голове не укладывается, до чего может дойти человек в своём дремучем невежестве и животной жестокости, чтобы развлекаться стрельбой из пушки в беззащитное, безмолвное и бесценное творение человеческого духа, пережившее несколько цивилизаций.

Сфинкс – хранитель пирамид.

Впрочем, такое продолжается и сейчас – то же самое, или даже больше, сделали талибы в Афганистане, полностью уничтожив снарядами величайшие в мире колоссы Будды и других древнейших богов, ещё старше Сфинкса.

Потоптавшись у Сфинкса, пообщавшись с ним и посочувствовав ему, я направился к пирамиде Хеопса, тщательно вычислив самый малолюдный путь. Как–то мне удалось миновать всю эту назойливую публику, ещё издалека я мотал головой, руками и всем туловищем, выражая тотальный отказ от всех их услуг, или, наоборот, делал вид, что ничего и никого не вижу, не слышу и не воспринимаю. На этом пути со мной произошло ещё одно мистическое событие: в одном из отзывов о посещении этого места на каком-то туристическом сайте автор рассказывал о том, как нашёл здесь подкову. Я тогда подумал – интересный факт, я бы тоже хотел.

Так вот, я её нашёл! Настоящая подкова от арабского скакуна (здесь других нет, если не считать верблюдов), вся ржавая, сильно стоптанная с одной стороны, спокойно лежала, почти засыпанная песком, ждала неизвестно сколько, пока я приду и подберу её. Я немедленно сунул её в задний карман брюк, не стал оставлять на потом, как черепок на тротуаре, который всё ещё лежал и ждал меня. Подковка очень хорошо улеглась в карман, будто он был специально для неё предназначен.

На подходе к пирамиде мимо меня пробежал японец с камерой на шее, он улепётывал от бедуина на верблюде. Тот предложил ему сделать фотоснимок «бесплатно», японец, конечно, клюнул, и теперь коварный бедуин, очевидно, требовал денег. Типичная ситуация.

У самой пирамиды выстроилась очередь жаждущих посмотреть её изнутри. К сожалению, внутри неё ничего нет. Людей запускают через узенький, слабо освещённый электрическими лампочками коридорчик 1,5 х 1,5 метра в маленькую камеру, в центре которой лежит большой обтёсанный невзрачный камень. Полюбовавшись на него, они через тот же коридорчик идут назад, навстречу таким же как они любопытным «исследователям». Этот аттракцион довольно дорого стоит, и это мудрый маркетинговый приём – если бы осмотр был бесплатным, то туда бы так не ломились, или даже вообще никто не пошёл бы. Там внутри очень неуютно, а летом, говорят, вообще невыносимо из-за духоты и жары от нагретых камней.

Я обошёл пирамиду, зашёл с тыла, полюбовался на мощную прожекторную осветительную установку на углу. Это один из рабочих элементов вечернего светового шоу.

Рабочий инструмент вечернего светового шоу.

Тут были «задворки» пирамиды, с этой стороны было почти пусто, как раз то, что мне и надо. Вся площадь усеяна мощными гранитными блоками, когда-то образовывавшими внешнюю плоскость пирамиды. Сейчас всё это осыпалось.

Я взобрался на пару ярусов или «ступенек», чтобы рассмотреть вблизи и детально это уникальное сооружение. Можно было при желании забраться и повыше, но у меня такого азарта не нашлось. Я погладил камни, послушал молчание пирамиды, понюхал, прижался, попытался проникнуться её духом. В принципе стало ясно, как она создавалась, и каким образом её удалось возвести за относительно короткие сроки. Всё внутреннее тело складывалось из сравнительно лёгкого и легко обрабатываемого известняка, и только самый внешний слой был выложен прочными тяжёлыми гранитными блоками, тщательно подогнанными друг к другу и отшлифованными до блеска.

Это хаотическое нагромождение камней когда-то было идеально отполированной плоскостью пирамиды.

Я посмотрел наверх вдоль боковой плоскости, представляющей из себя невообразимо хаотичное и беспорядочное нагромождение камней, и воображение нарисовало отполированную до зеркального блеска, однородную бесконечную плоскость без малейшего шва или щёлочки, устремившуюся в небо, и покрытую в верхнем ярусе позолотой – такой была эта чудесная пирамида первое время.

150 метров в высоту и 220 в основании идеально отполированного гранитного монолита. Да, это чудо!

Как это совершенство, этот идеальный гигантский кристалл превращался в нынешнее хаотическое нагромождение камней, тоже было ясно. Время разрушает до основания и не такие колоссы. А в этом случае помогали и люди, активно растаскивая внешний защитный слой на городские постройки.

Было хорошо видно, как оставшийся без защиты известняк выветривался мощными воздушными потоками с Сахары, несущими мириады твердейших песчинок, как ежедневные и сезонные колебания температуры разрушали слабую структуру обнажённых слоёв. Я видел глубокие раковины, уходящие вглубь тела пирамиды, и почти физически ощущал весь нескончаемый разрушительный процесс.

Какие-то странные муравьи с резко задранными вверх задними частями их крошечных тел, как у скорпионов, деловито уползали внутрь пирамиды и возвращались наружу. Не знаю, насколько значительной была их роль в печальной судьбе пирамиды, скорей всего, исчезающе малой. Наверно они просто воспользовались ситуацией и приспособили подвернувшееся бесхозное сооружение под своё жилище, решив, что это гигантский космический муравейник.

Пройдя вдоль всей плоскости, я вышел на южную сторону пирамиды, спустился на песок и отошёл на некоторое расстояние, чтобы обозреть её всю. Хорошо бы было уйти подальше в пустыню и сделать оттуда пару кадров всего комплекса, или ещё лучше записать видео с моим участием, но удаляться от пирамид не разрешалось. За этим строго следила охрана, будто-бы заботясь о безопасности посетителей. На самом деле это был один из методов зарабатывания (вымогательства) денег, так я думаю.

Ну, хорошо, я ведь могу и отсюда кое-что записать. Я стал осматриваться и обдумывать, как это сделать, куда пристроить камеру? Неподалёку бродили двое японских ребят, фотографировали друг друга на фоне пирамиды. Этого им было мало, и они подошли ко мне, попросив сфотографировать их вместе. Я сделал им пару кадров. Вдохновившись этим, я всё-таки пристроил камеру на камни, навёл на пирамиды и, запустив запись, стал отходить в поле её захвата.

Подошли двое стражников – их тут почти столько же, сколько и всяких «помощников» – один из них стал смотреть в экран видоискателя и корректировать моё положение – куда мне идти, где встать. Я думаю, он делал это из добрых побуждений, но без него у меня получилось бы лучше, я чувствовал бы себя свободней.

Тем не менее, во мне понемногу росло ощущение восторга. Я – в пирамидах!

Хотелось поделиться с кем-нибудь. Я пристроился на камнях напротив пирамиды и стал набирать Максиму SMS-ку. Подошёл охранник – «экскьюз ми…» – и стоит, чего-то ждёт. Я, уткнувшись в мобильник, даже не смотрел в его сторону, думал, это кто-то из попрошаек. И только, когда он, бесцельно прождав несколько минут, отошёл, я увидел, кто это был. Впрочем, кто его знает, что ему понадобилось, вполне возможно, тоже хотел подзаработать.

Саид. Чай с бедуинами

Вот тут и подошёл Саид, второй мой каирский «френд». Он уже подъезжал раз на белой арабской лошади, ведя вторую рядом, что-то бормотал, но я тогда даже не смотрел в его сторону. Сейчас он был с одной лошадью, и стал предлагать то же. Говорил, что можно отъехать «вон туда», показывая на барханы, оттуда, мол, хороший вид на пирамиды и сфинкса. Я никак не реагировал на него, и он стал говорить о том, что у него семья, дети, их надо кормить. Добавил, что стоить это будет всего 10 фунтов.

Так он канючил, канючил, не отставая, и я задумался, – а не съездить ли туда, на пригорок, ведь именно об этом я и мечтал. К тому же мне всё-равно надо как-то провести несколько часов до вечернего представления. И я согласился.

Он подсадил меня на своего арабского скакуна, сам пошёл рядом, и всё оглядывался, кого-то высматривая. Он искал свою вторую лошадь, она была у кого-то из его помощников. Наконец, увидел, отдал мне поводья, сам побежал к пирамидам, через пару минут вернулся уже верхом. Дальше поскакали вдвоём.

Я и Пирамиды!

Он развлекал меня разговором, спрашивал о том, о сём, о семье, о жизни, не хочу ли я поскакать по пустыне, посмотреть закат солнца, как оно заходит за барханы, а до этого посидеть в его шалашике, попить чаю. Этот эксклюзив меня вполне устраивал, я на всё соглашался. Моя лошадка как-то приотстала, и, догоняя хозяина, проскакала чуть-чуть галопом. Я, вцепившись в переднюю кромку седла, довольно уверенно удержался. Саид, немного погодя, спросил – понравилось? Я согласно кивнул. Он отпустил мой поводок, и мы немного проскакали.

К тому моменту я уже освоился, хорошо закрепился в седле, правильно встал носками в стременах, и наш галоп выглядел вполне прилично. По склону, которым мы поднимались на пригорок, туда и сюда носились джигиты, бедуины, в том числе и на верблюдах, в основном это была развлекающаяся молодёжь.

Наконец мы добрались до холмов, на одном из них была кибитка Саида. В ней кто-то был, то ли спал, то ли просто лежал. Саид с ним поговорил, похоже было, не договорился, и мы переехали на соседний холм к другой почти такой-же кибитке. Как я понял, она принадлежала другому хозяину.

Здесь он заказал мне чаю (впоследствии сам и рассчитался за него). Пока я потягивал чай и обозревал далёкие горизонты Сахары, он попросил у меня камеру и сделал несколько кадров. Если бы не он, то, возможно, у меня и не было бы кадров на фоне пирамид, с лошадью, на ней, под ней, и всех других.

Кибитка бедуинов в пустыне Сахара. Я с чашечкой каркаде.

«Погостив», мы вернулись к «своей» базе. Здесь уже хозяйничали дедок совершенно расейского вида, беззубый, застенчивый, в бедуинском халате, но в измызганной вязаной шапке, и мальчик лет одиннадцати, достаточно тепло одетый, но совершенно босой, и так он и бегал по холодной земле. Дедок заварил на открытом огне чай, всё тот же каркаде, мне опять налили. Саид приволок кустарный самодельный кальян из подручных средств, «зарядил» его, устроился прямо на земле под стеночкой кибитки, и всё время, пока мы были здесь, потягивал из него, перезаряжая по мере необходимости. Я сидел рядом и всё никак не мог привыкнуть к громкому бурлению воды в его кальяне, когда он затягивался.

Подъехал джип, вполне приличного вида. Таких здесь мало, обычно они битые-перебитые. Из него вывалила группа, человека четыре, оживлённо обсуждая что-то. Они расселись в кибитке, меня тоже позвали. Пили чай, и мне опять предложили, но я уже не смог, отказался.

Водитель джипа, молодой симпатичный брюнет, пытался вовлечь меня в разговор, спрашивал на английском обо всём. Среди них был ещё один дедок, я думаю, где-то моего возраста, тоже бойкий, много говорил. Остальные помалкивали, возможно, стеснялись чужого.

Я обратил внимание – все сидели со сложенными «по-турецки», или в позе лотоса, ногами, один я вытянул их в центр круга. Для них, как и на всём Востоке, эта поза наиболее естественная, впитана с молоком матери. Для европейцев же она неестественна, не соответствует ни строению их тела, ни складу ума, ни менталитету, и усаживание европейца в позу лотоса, например, для медитации, так же есть насилие над его природой.

Вот так я, можно сказать, пил чай с бедуинами в Сахаре. Между тем небо сильно затянуло. Заката мы уже не увидим, и Саид собрался назад, к тому же подходило время вечернего представления на пирамидах. Он сказал, что надо рассчитаться за чай, а я-то наивно думал, что меня гостеприимно угощают. Хотя, надо сказать, этот чай – довольно дорогое удовольствие. Я отдал ему 10 фунтов, он их передал хозяевам – дедуле и мальчику. Конечно, за пару чашек чая это фантастически много, но за весь этот аттракцион – общение и чаепитие с бедуинами в их кибитке на бархане в пустыне Сахаре, совсем немного.

Возвращались тем же путём. Надо сказать, эта дорога производила весьма тягостное впечатление. Убогий посёлок рядом со склепами, их здесь называют «городом мёртвых», бесконечные конюшни рядом с жильём, и то и другое невообразимо грязное, завалено мусором и навозом, тут и люди возятся, и дети играют, нищета, теснота, и всё это на фоне величественных тысячелетних пирамид. На подъезде к посёлку мы миновали труп лошади, наполовину объеденный, с торчащими рёбрами. Угнетающая картина.

Здесь сошлись две грани человеческого бытия, две стороны медали – былое величие цивилизации и её нынешнее падение в пропасть убожества.

Саид спросил, не хочу ли я взглянуть на их семейный бизнес, и добавил – бесплатно. Почему бы и не посмотреть? Это оказался музей папирусов, он располагался недалеко от входа к пирамидам. Таких музеев там, да и по всему Каиру и Египту – сотни, даже, скорее тысячи. После того, как сравнительно недавно был открыт секрет изготовления папирусов, а он оказался довольно простым, подобные музеи или, может быть, мастерские, повырастали как грибы по всему Востоку.

Хозяин – гостеприимный араб средних лет, стал рассказывать, как делают папирусы – ловко очистил от внешней плотной оболочки трёхгранный стебель, показал белую рыхлую сердцевину, проехал по ней массивным катком, получилась полоска или ленточка. Из таких ленточек сплетают основу – полотно, и на нём рисуют или пишут.

Он показал мне несколько специальных папирусов, на них остались свободные участки, и спросил, как зовут меня и мою жену. Записал и сказал, что пока я буду смотреть музей, через пару минут его жена вплетёт в этот папирус наши имена. Я пошёл смотреть музей, он мне всё рассказывал, я, конечно, ничего не понимал, только – где там Нефертити, где Тутанхамон, и кое-что про династии фараонов.

Через несколько минут мой папирус был готов, за этот эксклюзив мне пришлось рассчитываться «Визой». Мы распрощались, и Саид повёл меня показать вход в «Sound & Light Show» – вечернее лазерное представление на пирамидах, из-за которого я, собственно говоря, в большой степени и приехал сюда.

Всю обратную дорогу он был очень озабочен, я только потом понял, почему. Всё-таки их жизнь очень тяжела, особенно финансовая сторона. Я имею собственный жизненный опыт в этом вопросе и могу сравнить это с тем периодом, когда я работал в Тобольске, там надо было не только сделать работу, но и суметь получить за неё деньги, оформить и подписать все документы.

Он ведь никогда не знает, что за человек, которого он обслуживает и развлекает, чего от него ждать, сколько он заплатит, да и заплатит ли вообще, наверно и такое случается, что не платят, ведь он в этом случае ничего не сможет сделать. А он – Саид, за те несколько часов, что мы провели вместе, стал мне симпатичен. В меру разговорчив, в меру молчалив, говорил он со мной не только на английском, но и немного на немецком. Хорошо знает своё дело – как держаться с клиентом, что ему предлагать, где помочь, а где предоставить самостоятельность. И при этом он довольно молод, кстати, внешне он похож на молодого Чапаева.

На этом коротком заключительном отрезке, после которого мы должны были расстаться, он и заговорил о расчёте. Но я не стал зажиматься, рассчитался с ним сполна, даже, пожалуй, больше максимума, на который он надеялся, а ведь у них всегда бывает наоборот – с ними долго торгуются, и в итоге дают намного меньше запрошенного, а потом ещё и гордятся тем, что не дали себя обмануть.

У меня собственное мнение по этому поводу – любой западный турист в Египте при царствующей там нищете – миллионер, и в конечном итоге то, что он там тратит – копейки по западным меркам. И надо пользоваться случаем и лично помогать этому бедному народу, ведь они такие же люди и тоже имеют право на какие-то радости, а то, что они в основном такие же, как и мы, я убедился за эти дни в полной мере.

На Западе, в том числе и в Германии, любят «помогать» третьему миру, собирают огромные пожертвования для Африки и других регионов, хотя все знают, и об этом официально говорят, что до места доходит только третья часть. (Откуда такая цифра никто не знает, на самом деле она, конечно, намного меньше, да и вообще вся эта помощь играет негативную роль). А вот когда эти «жертвователи» приезжают туда и получают возможность помочь непосредственно тем, кому вся эта помощь предназначается, они пытаются сэкономить.

«Sound & Light Show»

Саид привёл меня ко входу на шоу, и мы распрощались. Я уже хотел было брать билет, но оказалось, что «русское» представление будет в 20.30, где-то через пару часов. Надо было дождаться, но здесь это было невозможно. Уже пока я стоял у кассы, разбирался с расписанием, какой-то пацанчик всё-же всучил мне абсолютно ненужную «карту», подходили ещё подобные «продавцы», короче, я понял, что на два часа меня не хватит, и решил просто пройтись. Вышел на проспект, по которому шёл к пирамидам, и пошёл в сторону Каира. Прогулялся по Гизе, шёл около часа, потом повернул назад. Пришёл где-то за полчаса, взял билет за 55 фунтов, и ещё за съёмку 35, зашёл. Французское представление, бывшее перед русским, ещё не закончилось, мне удалось посмотреть его окончание, изрядный кусок. Это было очень кстати, я смог сориентироваться и настроиться на запись наиболее интересных моментов.

Закончилась французская серия, вся публика вышла, остался я один. Сразу же запустили русскую версию, перерыв был очень небольшим.

Вот, наконец, и наступил этот такой долгожданный для меня момент. У меня всё-таки всё получилось! Всё, да не всё так, как я ожидал. Слишком много я себе нафантазировал, я ждал, что это будет НЕЧТО, в реальности шоу было намного скромней, чем я воображал. И дело не в нём, а во мне, в моих ожиданиях.

Вот оно какое - Sound & Light Show. Всего один кадр из него.

Само «Sound & Light Show» очень приличное и вполне заслуживает всех восторженных отзывов и оценок, которыми его осыпают в Интернете. Рисовать лазером на пирамидах, используя их в качестве экрана – чисто американская идея. У них недалеко отсюда, в Гизе, большой офис, целое здание, так и называется – «Sound & Light Show». Вобщем посмотрел, послушал, насладился и записал, и никакого внешнего источника питания для камеры не понадобилось, хватило своего родного.

Закончился сеанс, все поспешили разойтись по своим автобусам. Будь я понаглей, мог бы, наверно, и уехать с кем-нибудь, но не хватило у меня этого. Мне легче пройти пешком 15 километров, чем просить. Вышел на проспект и быстрым шагом часа за два дошёл до своего отеля. Пришёл уже в двенадцатом часу. По пути подобрал припрятанный утром осколок древней плиты с иероглифами – второй артефакт за этот день.

«Дома» набухал полную ванну горячей воды с пеной, с удовольствием прогрелся, потом вскипятил чайку. На этом второй день моего путешествия в Африку закончился.

Зачем я летал в Египет

Определённых планов на последующие дни не было. Главное, что я наметил – лазерное представление на пирамидах – благополучно совершилось, сувениров и подарков я набрал достаточно, по Каиру погулял, посмотрел на город, людей, сейчас можно было расслабиться и просто дождаться отлёта.

Но – вчера звонила Нина, два раза. Первый раз – утром, я ещё был в отеле, просто поинтересовалась, как дела, всё ли у меня в порядке, жив ли, здоров ли? Под вечер она опять звонила и, очень расстроенная, с трудом подбирая слова, чтобы мне стало ясно, что произошло, рассказала, что в квартире, где она убирает, случайно разбила вазочку, в ней было какое-то масло из Египта. Это ей сказала хозяйка.

Несмотря на её путаные объяснения, я всё понял после её ключевых слов – «масло из Египта» и «амфора», стал её успокаивать, мол, у меня уже это есть, причём в богатом выборе. Вроде, убедил, она немного успокоилась.

Позже я, обдумав это, решил, что масло у меня действительно есть, а «вазочку» надо бы поискать. Розовое стекло, как она сказала. Я уже представлял, что надо. И решил сегодня, между делом, поискать что-либо подобное.

Схожу-ка я на самый большой мусульманский рынок - Хан-эль-Халили, а до этого прогуляюсь до Цитадели. Вобще-то это не ближний свет, Цитадель – на юге Каира, а рынок – на востоке, то есть мне придётся обойти весь мегаполис. Но это меня ничуть не смущало – времени у меня предостаточно, чувствую я себя прекрасно, многочасовые прогулки идут мне только на пользу. Да и время надо как-то провести, не сидеть же в отеле.

Сориентировался по карте в книжке, её я всегда таскал с собой, взял камеру и отправился на очередную встречу с египетской столицей. Шагая по уже знакомым проспектам, размышлял о насущных задачах, стоящих передо мной, превратностях судьбы и загадках бытия. Как и откуда возникают все эти невероятные совпадения, какова их цель и как всё это воспринимать?

Постепенно прояснялась главная моя цель визита сюда – купить ароматическое масло и привезти его Нине взамен разлитого ею. На первый взгляд это кажется шуткой, но, если тщательно проанализировать всю последовательность событий, шаг за шагом проследить всё, что происходило со мной в последние дни, и вообще, с того момента, когда я «случайно» набрёл в Интернете на возможность недорого слетать в Египет ещё три месяца назад, и что-то вынудило меня тут же заказать авиабилет, и все дальнейшие события, до сегодняшнего дня, и ещё на несколько дней вперёд, а, может быть, на всю последующую жизнь, то, при глубоком и трезвом размышлении становится ясно, что вся эта цепь совпадений вовсе не случайна.

Нина всегда очень болезненно относилась к этим моим путешествиям. Ей всегда представлялись всякие беды и несчастья, происходящие со мной в этих поездках, снились кошмары, когда я уезжал, и она звонила мне со страхом, жив ли я, что у меня происходит и как мои дела? Конечно, это отражалось на наших взаимоотношениях и на нашей жизни вообще.

Поэтому она и разбила эту вазочку с маслом. Она никогда ничего не разбивает и не роняет, наша посуда живёт вечно, а уж там, в квартире у чужих, где убирает, она вдвойне, втройне аккуратна и осторожна, особенно с такими мелкими и хрупкими вещами, какой была эта вазочка. Я в первый момент удивился – как такое случилось с ней, это же невозможно? Сейчас не удивляюсь. Всё возможно, что написано на роду.

Поэтому я и набрёл на Ахмета, и он заманил меня в свою лавочку, и на меня произвело впечатление всё, что он рассказывал, настолько, что я приобрёл у него целую батарею этих ароматических масел, о которых не подозревал до этого, был бесконечно далёк от этой темы. И вообще всё это мне совершенно несвойственно. Я не такой, я и сейчас удивляюсь – я ли это был?

В подобных случаях всё происходит без участия нашего разума, воли, способностей, привязанностей и намерений. Это ещё одна иллюстрация к теме – воля или судьба, разум или мистика?

Каирские переулки

Размышляя об этом, я шёл через весь город, с трудом переходя улицы с непрерывным потоком едва живых автомобилей, невообразимым шумом, адской загазованностью. Интересно происходил у меня процесс перехода через улицу. В первое время я вообще не понимал, как можно пройти сквозь этот непрерывный поток железа, несущегося на максимально возможной при этих условиях скорости.

Потом начал замечать – проходят, и довольно успешно, без различия пола, возраста, социального положения и прочих малосущественных атрибутов. Некоторые, чрезвычайно уверенные в себе и в своей счастливой звезде, даже не смотрят на машины – вступая на проезжую часть, высоко поднимают руку ладонью навстречу несущемуся потоку и прут, не обращая внимания ни на что вокруг. Правда, таких единицы. С них я не брал примера.

Но как–то всё-же переходил, не знаю, как. Потом даже приспособился – подходил к краю тротуара, говорил мысленно: «Мне надо перейти», и ждал. Через короткое время с потоком что-то происходило, или возникал просвет, или кто-то останавливался – автобус или такси, или вообще возникала пробка, но каким-то образом появлялась возможность перейти, и я ею немедленно пользовался. Это тоже была мистика, которую я не мог объяснить.

Так я шёл, шёл, и дошёл до виадука – высоченная стена, наподобие китайской, метров 20 высотой, и идёт от самой Цитадели до берега Нила. Очень интересное сооружение, прежде всего, своими масштабами. Когда-то в средние века им активно пользовались, сейчас же забросили, загадили, и уже начали помаленьку растаскивать, как когда-то пирамиды. Никакой архитектурной ценности это, конечно, не представляет – просто дорога, поднятая высоко над землёй, но заслуживает уважения хотя бы из-за возраста.

Древний Виадук. Соединяет Цитадель с Нилом. И он не один такой. Южней есть второй, тот ещё длинней.

Сейчас этот виадук весь окружён свалками, причём такими жуткими, которых в Европе даже не представляют. На большом протяжении под ним с обратной стороны лежит толстенный слой овечьей шерсти, перемешанной с землёй и пылью, то ли это гигантский могильник, то ли отходы от чего-то, скопившиеся за многие годы.

А это с обратной стороны виадука. Его стена с левой стороны кадра. Я даже побоялся сюда заходить. Заглянул, и ушёл.

А это для контраста. Идя сюда, я прошёл мимо этого места.

Идя вдоль виадука я, наконец, дошёл до Цитадели. Приближаясь к ней, обошёл гигантскую плоскую скалу размером с городской район – совершенно голый камень, неизвестно как и откуда взявшийся в плодородном бассейне Нила. Опять мистика.

Цитадель – ещё одна достопримечательность Каира. Это большая территория, огороженная крепостной стеной, вся застроенная мечетями, монастырями, музеями, башнями. Со смотровых площадок её открывается потрясающий вид на город, на его мусульманский район. И действительно создаётся ощущение, что Каир – это город тысячи мечетей.

Вот так выглядит Каир со смотровых площадок Цитадели.

Внутренние дворики Цитадели.

Одна из башен Цитадели.

Вид на Цитадель из Города Мёртвых. На горизонте едва видна широкая скала.

У западной стены Цитадели расположился небольшой рынок. Проходя через него я высматривал лавки с табаком для кальяна и вазочки для масла. Однажды показалось, как две женщины говорили по-русски.

Присмотрелся, по лицам – вполне русские, но одеты как мусульманки, вероятней всего, бывшие россиянки, вышедшие здесь замуж и принявшие ислам. Хотел было остановить, спросить, где и как купить то и то, но не осмелился. На востоке нельзя на улице обращаться к незнакомым женщинам, это чревато. Пока раздумывал, они скрылись в переулке.

Перед Цитаделью большая площадь, на ней несколько мечетей, одна другой громадней. Посмотрел карту, сориентировался, и пошёл дальше на север.

А в этом районе Каира раскинулся Город Мёртвых. Когда-то давно здесь было кладбище, его забросили, а потом в него помаленьку «вселились» бездомные и нищие. На востоке хоронят в склепах, и в них вполне можно укрываться от непогоды и даже жить, за неимением лучшего жилья. Новых "жильцов" пытались гонять, но, конечно, ничего из этого не вышло, и кончилось тем, что туда стали проводить электричество, потом водопровод, а потом и всё остальное.

Но это не всё. Жизнь ведь многогранна, после чёрной полосы может придти белая. Кому-то из нищих удалось разбогатеть, и они начали здесь же строить дома. В результате получился некий странный симбиоз кладбища и жилых кварталов. Причём дома строились обычно в стиле склепов.

Город Мёртвых. Склепы и надгробия вперемешку с жилыми домами.

Я всё пытался выйти из этого жуткого района, но каждый раз каким-то мистическим образом опять оказывался в нём. В конце концов опять заблудился. Названий улиц нет, и вообще все надписи на арабском, улицы запутаны, да и не улицы это в нашем понимании. Прекратив попытки разобраться, просто шёл на север. Вышел на проспект, увидал на обочине, в городских кварталах, какое-то подобие рынка. Подумал, уж не Хан-эль-Халили? Забрёл в него, долго бродил, пока не понял, что это совсем не то, что мне надо.

На меня почти не обращали внимания, хотя я там был как инопланетянин, такие сюда никогда не заходили и, наверно, поэтому я не вызывал никаких эмоций. Долго плутал, пока не надоело всё это нищее убожество: хлеб, например, продавали прямо с земли, подложив рваные газетки, овощи–фрукты тоже в жутком состоянии, ну и прочие подобные особенности восточного окраинного рынка. Насмотревшись на эту «экзотику», решил выбираться в центр.

Там же, кстати, видал и каирский «воронок», набитый арестантами, такие частенько попадаются на улицах Каира. Он не похож ни на российские, ни на европейские – большой синий фургон с зарешеченными окошками. Что интересно, я у кого-то в Интернете читал про эти каирские воронки, там и фотография была. Он, видимо, запал мне в извилины, и вот тут реализовался, как и подкова, и ещё кое-что, с чем мне ещё предстоит здесь столкнуться.

Синий воронок. Интересно, за какие преступления тут катают в нём?

И тут, в этих блужданиях, меня и застигла гроза, настоящая, с громом и молнией. Здесь это уникальное природное явление, дожди и вообще осадки здесь бывают очень редко, тут больше привыкли к пыльным бурям с Сахары. Сахара тут, рядом, ноль километров, она наступает на город, а до Средиземного моря 300 км, и всегда жарит солнце.

Я, не сообразив, прятал от воды свою камеру, вместо того, чтобы записывать этот редкий природный феномен на фоне минаретов, чтобы впоследствии, глядя его в записи, вспоминать, где это происходило. Но промок я изрядно. Мой светлый, почти белый, пуловер оказался очень чувствителен к влаге, от воды он темнел, и я долго так и ходил – чёрно-белый, как пятнистая корова. Однако, когда гроза закончилась, минут через 40 всё просохло, выветрилось, и стало прежним, ко мне тоже вернулся мой прежний облик.

Бытовая уличная сценка. Интересна по ряду причин: происходит на фоне плоского дома; слева в кадр (и на тротуар) вьезжает тачка, направляясь в толпу; за ней на втором плане микроавтобус, загружющийся на ходу; чуть правей зазывала в красной куртке с открытым ртом, зычно обьявляющий маршрут; в центре - женщина, невозмутимо маневрирующая в толпе мужчин, раньше такая смелость была в диковинку, ну и т.д. Да, тротуар ещё не просох от тропической грозы.

Ещё одна сценка. Ещё лужи от только что прошедшей грозы не просохли, а тут уже бросили простынку на асфальт и лежат под машиной. Наверно срочно. Мне приходилось проходить целую улицу автомастерских. Чтобы весь этот железный хлам бегал, надо изрядно приложить руки.

Вот на каких машинах тут ездят. 1,5 тонны металлолома.

Идя к центру, я всё-таки попал на Хан-эль-Халили. Действительно, грандиозный рынок, и вполне приличный. Но я в него углубляться не стал, эти поиски мне изрядно надоели. Лишь мельком окидывал взглядом витрины и прилавки, высматривая склянки для масла, но ничего не попадалось. Здесь нельзя ни на чём задерживать взгляд, проявлять к чему-то интерес – тут же рядом вырастает фигура и начинается процесс «обслуживания клиента». Отделаться очень трудно, человеку с мягким характером здесь ходить не рекомендуется.

Нашёл !

Я уж думал, что так и не найду склянку под масло, и, когда совсем с этим смирился, вдруг увидел в витрине какой-то антикварной лавки именно то, что искал – махонькую вазочку розоватого стекла, похожую на бутылку, в которой старик Хоттабыч сидел 500 лет. (А может быть больше. Или меньше). А лавка эта оказалась в самом центре, точно напротив Египетского музея, через дорогу.

Когда я разглядывал эту вазочку, из дверей выглянул старичок и стал махать мне рукой – заходи, мол. Я тоже подозвал его, показал, что меня заинтересовало, спросил, сколько стоит. Он ответил что-то похожее на «семь франков».

Мы зашли в лавку, я всё думал – сколько это – семь франков? Не слишком ли много? Хотя такая стекляшка не должна стоить дорого. Подошли к прилавку, я переспросил цену, оказалось – семь фунтов.

О-о, это здорово, можно взять несколько штук. Он стал выставлять их из шкафчика на прилавок, все подряд, я поправил – «роза», и он стал доставать только розовые.

Вдруг его старческие пальцы чего-то там не удержали, и всё это стекло посыпалось на прилавок с грохотом и звоном. Я мысленно схватился за голову – «я здесь не причём». Дедок стал всё собирать, оказалось, ничего не разбилось, всё цело. (А у Нины разбилось). Так он выставил мне несколько штук, я выбрал две, и, готовясь рассчитаться, достал двадцатку, и подумал, надо бы побольше взять.

Старичок сообразил то же, что и я, и предложил три штуки за двадцатку, я немедленно согласился. Он взял те, что я выбрал, пригласил жестом к столу в тёмном углу и там стал их упаковывать – каждую заворачивал в две салфетки, перетягивал двумя резиночками, а потом ещё всё вместе завернул опять в две салфетки и тоже перетянул двумя резинками. Я дал ему двадцатку, взял свёрточек и, чрезвычайно довольный, вышел из антикварной лавки.

Больше я нигде ничего подобного не видел, будто это было приготовлено специально для меня. Кстати, где-то здесь, на площади была лавка моего френда – Ахмета. Я ранее пытался её найти, думал, может быть у него куплю эти бутылочки, но она как сквозь землю провалилась, как и другая, в которой я купил папирус. То ли они были наглухо закрыты железными защитными заслонками, то ли… не знаю.

Будто бы всё это происходило по какому-то предопределённому скрытому сценарию, независимо от меня, моих мыслей и желаний. Или, наоборот, в соответствии с моими самыми глубинными мыслями и желаниями, которые я и сам едва осознавал, и только в моменты наивысшего просветления.

А сейчас, выполнив сегодняшнюю задачу, я с лёгким сердцем мог идти домой. Уже подходил вечер. И сегодня я опять весь день был на ногах. Придя в отель, я, как обычно, принял душ, попил чаю с бутербродом и, усталый, завалился спать.

Последний день

Четвёртый день египетских приключений. Планы на этот день были простые – до середины дня поболтаться по Египетскому музею, а потом идти в аэропорт. Мой рейс – в 2.35 ночи, времени – выше крыши, по городу уже болтаться не хотелось, к тому же с багажом. Потому и планы скромные.

Утром после всех процедур собрал сумку, на столике в гостиной оставил 5 фунтов (Вчера столько же оставил. Это много, но меньше у меня не было. Три бумажки по 25 пиастров я решил оставить на память, к тому же для чаевых это маловато).

Заглядывала горничная, что-то спросила, кажется – съезжаю ли я сегодня? Я показал, что не понимаю, она ушла. И вчера было подобное, только с другой горничной и с другим вопросом. Уже не зная, что тут ещё делать, покинул номер.

В рецепционе, сдавая ключ, сказал, что ухожу, и приготовил свою «Визу» для расчёта. Но она не понадобилась, видимо, вся информация была в компьютере. Повозившись у компьютера, дежурный сказал, что всё сделано, я свободен, и я пошёл.

Иду, радуюсь, что всё пока обходится без больших проблем. Перешёл на другую сторону проспекта, по которой ещё не ходил, достал камеру и щёлкал всё подряд. Дошёл до моста, иду, думаю о том, о сём, о гостинцах, которые везу.

И тут молнией блеснула мысль – а ведь и табак для кальяна, и, главное – коробочку с маслами я, как выложил в холодильник, так они там и лежат! Я как-то для интереса посчитал, сколько стоят все мои масла, получилось 2250 евро. По парижским ценам.

Нет, так не пойдёт! Надо возвращаться. Не знаю, как буду объясняться, но как-нибудь надо. Поспешил назад, в отель. В рецепционе меня, конечно, долго не понимали, в конце концов, поняли – я оставил что-то в номере. Какой-то «бэг». Позвали коридорного – мальчика лет тридцати, дали ему ключ и отправили в номер за «бэгом». Не знаю, почему меня с ним не отправили, знаю только, что он не найдёт мои коробочки.

Ждал долго. Пока ждал, пытались с дежурным найти общий язык, пользуясь маленьким словариком в моей книжке, но безрезультатно, такие уж мы оба оказались тупые. Да и слишком уж не похож арабский язык на немецкий.

Наконец явилась группа с солидной женщиной. Она спрашивает меня – wo ist Ihre Tasche? – где Ваша сумка? Я показываю ей на мою сумку, лежащую тут в кресле, и тут до меня доходит, что она спрашивает по-немецки. Ну, тупой!

Тут же всё объяснил, мол, – im Kuhlschrank Tabak und Ol – в холодильнике мои вещи, табак и масло ароматическое, мне всё это очень дорого, как память о Египте и вашем замечательном городе и т. д. и т. п. Про память, дороговизну, т. д. и т. п. и другие подробности я говорил мысленно, но она всё сходу поняла по моим широким уточняющим жестам руками и мимикой, передала дальше. Все ушли, я продолжаю ждать.

Жду, и думаю, ведь «мальчику» надо что-то дать, а у меня местных денег уже нет, только очень крупные, 50 и 100 франков. А дам-ка я ему 1 евро, завалялось в кармане случайно. Это будет в самый раз. Тут он выходит из лифта, счастливый, с моими коробочками, они такие маленькие, в одной его ладони поместились, и столько шума из-за них.

Он, радостный, отдаёт их мне, я, радостный, даю ему железный евро, как динарий кесаря, и мы оба – радостные, особенно я, расходимся.

Так, ещё одна проблема позади. Может быть я сам её создал, но ничто не происходит случайно, может быть это предупреждение, чтобы не расслаблялся и держал ухо востро до самого конца?

Ну да ладно, теперь уж прямиком – в Египетский музей. Нельзя уезжать отсюда, не посетив это известное на весь мир зрелище. Пошёл не спеша, некуда спешить. Сумка на плече, придерживаю её, подсунув под ручку палец, в этой же руке камера наготове, спереди из сумки торчит тубус с папирусом, как ствол орудия. Иду, щёлкаю камерой. Перехожу через мост, опять наваливается шум, отравленный воздух проникает в мои чистые лёгкие. Кстати, довольно часто попадаются девушки и женщины, прикрывающие нос салфеточкой или платочком. Тут надо в противогазе ходить, салфеточка не поможет.

Каирские женщины. Это, видно, деловые дамы, или студентки.

Вот ещё женщины, уже другого сословия.

А это автоледи. Что–то случилось с их железным верблюдом.

Они же спереди. Заглядывают ему в пасть.

А это уже мужчины. Тут и солдатик затесался на заднем плане.

Опять мужчины. Подбирают овощи для обеда.

И те и эти. Мужчины здесь очень любят сидеть.

Иду потихоньку, только переходя улицы ускоряю шаг. Так дошёл до музея. Прямиком проследовал через все проверочные пункты, зашёл на территорию. Высмотрел кассу, подошёл, взял билет – 50 фунтов. Прошёл через последний контрольный пункт и оказался в музее. Выглядываю, кому сдать багаж – свою сумку со стволом, и тут до меня доходит, что никто не собирается у меня ничего забирать. И даже камера осталась при мне, в кармане сумки, а ведь их не положено проносить.

Да я не буду ею пользоваться, из принципа, и вообще, чтобы не ограничивать свою свободу и чувствовать себя спокойно и уверенно. В съёмках и смысла особого нет, здесь уже давно снято всё интересное.

Пошёл по залам, решил начать со второго этажа. На втором этаже собрана вся мелочь, на первом – статуи и большие саркофаги. Иду из зала в зал, продумав предварительно маршрут, чтобы не повторяться и не ходить петлями. В Египетском музее около сотни залов, я все обошёл, некоторые, самые интересные, неоднократно. Особенно много времени уходит на залы второго этажа, в них сосредоточены бесконечные стенды и шкафы со всякой мелочёвкой. Здесь собрано самое интересное из бесчисленных экспонатов, которыми обладает музей, очень многое, значительно больше, чем выставлено, оставлено в запасниках по недостатку места.

Даже не знаю, о чём рассказывать, тут надо побывать. Ходил я по залам часа четыре. Видал жемчужину музея – золотую маску Тутанхамона, зал, где собраны все сокровища из склепа Тутанхамона, подслушал объяснения русскоязычного гида – он со своей маленькой группой «случайно» оказался в зале, когда я до него дошёл.

Он рассказывал, что это захоронение вовсе не Тутанхамона, а кого-то, очень приближённого к нему, и вообще это захоронение самое бедное из всех других, несмотря на его мировую славу и известность. (Может быть потому оно и осталось неразграбленным).

И ещё раз «случайно» рядом со мной оказался русскоязычный гид: я рассматривал какой-то стенд, и вдруг слышу за спиной чёткую и ясную русскую речь: «Подходите сюда, побыстрей. Вот эта мумия, согласно нашим исследованиям, самая древняя из известных, ей около пяти тысяч лет. Она сохранилась в хорошем состоянии, но о ней мало известно, мы не знаем, кто это. Всё, пошли дальше».

«Это он для меня сказал» – подумал я. Повернулся – гид с двумя типами уже удалялся. Подошёл, вдоволь насмотрелся на эту супердревнюю мумию, меня ведь никто не подгонял. Ну, мумия как мумия, сплошные бинты, ни кусочка кожи. Их ведь бальзамировали не для того, чтобы мы на них глазели, а для того, чтобы их душам было куда вселиться при возвращении. Это считалось необходимым.

Насмотревшись, пошёл дальше. В одном месте стоял около стражника, выставив на него свой «ствол» – разглядывал стенд. И достоялся. Он обратился ко мне вежливо, подозвал, показывает на мою красную ручку, наполовину торчащую из кармана брюк, и просит подарить ему. Наверно решил, что я её всё-равно потеряю, не пропадать же добру. Кстати, я и сам нашёл её на улице, она мне понравилась, и я её подобрал.

Без особого сожаления одарил его. Многие туристы специально прихватывают шариковые ручки охапками, чтобы раздавать их там. А я вспомнил, как в пустыне, когда мы скакали на лошадях, Саид предостерегал меня, чтобы я спрятал деньги – они у меня при скачке вылазили из заднего кармана брюк. Кстати, и подкова там же была.

Вобщем, обошёл я все залы, насмотрелся всех этих чудес до ряби в глазах. Кстати, видал и осколки плит, очень похожие на тот, что я подобрал на тротуаре. Меня окликали, один раз женщины по-русски спросили, не буду ли я так любезен сказать им время. Не знаю, как уж они определили мой родной язык, наверно, это было нетрудно. Я с удовольствием ответил, правда, у меня было немецкое время, но я сделал поправку.

Ещё двое французских мальчиков хотели что-то спросить, но я их не понял.

Обойдя все залы, насмотревшись вдоволь, я устроился на уютном служебном диванчике и отправил Максиму SMS-ку о своих осмотрах музея.

Всё, свободен, можно идти в аэропорт.

С лёгким сердцем я вышел из музея, поправил сумку, и – в последний путь. Шёл на восток, особо не заботясь о направлении, чувствовал, что дойду, куда надо. По дороге высматривал и фиксировал камерой интересные моменты и ситуации.

Блокпост. Перед постовым - огневая точка на колёсах со стальным щитом и амбразурой, обязательная принадлежность поста в нынешнее неспокойное время. Египет наводнён исламистами-террористами. Крыша блокпоста, лихо сдвинутая набекрень, словно бескозырка у подгулявшего матросика, скорей всего сдвинулась от какого-то стихийного явления, а у них просто не доходят руки её поправить. Да и надо ли? Так веселей на посту время коротать.

Слегка заблудившись, зашёл на каирский вокзал, но ничуть не пожалел, там было что снимать. Один каирский поезд чего стоит – он уже стоял, готовый к отправке. Грязный, облезлый, и – никаких стёкол. Обойдя его, пошёл дальше, шёл наугад, никаких указателей или намёков на аэропорт не попадалось.

Женщины с багажом спешат на поезд. (Опять мой тубус–ствол влез в кадр).

Справа поезд. В центре дама с багажом. Завидная осанка.

Вот такой он, каирский поезд.

И только когда солнце стало заходить, появился первый знак, указывающий на аэропорт. Я совсем успокоился, приободрился, и дальше уже шёл осознанно и уверенно.

Вся дорога от города до аэропорта окружена домами, справа – представительства, офисы, виллы, музей-панорама войны 73-го года, таинственный дворец Барона в индийском стиле – ещё один мистический объект Каира. Когда я пытался его заснять, с трудом выбрав позицию, с которой что-то было видно, и уже навёл камеру, у меня за спиной вдруг прозвучало громко и чётко: «Хей». Я не среагировал, потому–что знал, в том направлении, метрах в 15 от меня у столба стоит одинокая девушка, ловит такси. А голос был мужской, какой-то неестественный, и очень чёткий.

Я всё-таки щёлкнул, потом обернулся, но никого рядом не было. А про этот дворец много чего интересного говорят, в частности, что его строил сам Дракула под чужим именем. Известно и документально подтверждено в завещании только то, что его нельзя ни ремонтировать, ни разрушать, он должен сам разрушиться со временем. И вот он стоит, необитаемый, полный тайны, загадка для всех.

Потом оказалось, что на этом кадре ничего нет, всё напрочь смазано. А на двух следующих кадрах, где я заснял отель «Дворец Барона», построенный недалеко от оригинала, всё получилось. Опять мистика.

А слева от проспекта раскинулись современные чистые и ухоженные жилые микрорайоны. Это – городки-спутники Каира, в которых живут более состоятельные горожане. Самый известный из них – Гелиополис. Я мимо него уже проходил и уже писал о нём.

Последние приключения

До аэропорта я дошёл часа за четыре. Я точно знал, что он имеет два терминала, довольно далеко расположенных друг от друга, и обязательно надо знать, с какого отправляется мой рейс. Поэтому, прилетев, я точно выяснил, что мы сели на первом терминале. Простая логика подсказывала, что улетать мой самолёт тоже должен отсюда, и поэтому, подходя, я прошёл мимо поворота на второй терминал, дошёл до первого.

Походил по залам, внимательно обсмотрел всё, изучил список прибывающих и улетающих рейсов, моего ещё не было, не подошло время. Уверенный, что всё идёт нормально, нашёл тихое место, сел, расслабился, и стал ждать рейса. До него оставалось несколько часов.

Регистрация билетов в аэропорту. Бедуин "бедуинит" по мобильнику.

Совсем опустилась ночь. По ночам я всегда чувствую себя менее уверенно, наверно из-за темноты. Какая-то неясная тревога таилась в глубине сознания. За час до начала регистрации решил ещё раз убедиться, что всё идёт нормально, пошёл выяснять.

В расписании берлинского рейса не было. Время рейса уже далеко преодолено, где-то в середине расписания, а моего самолёта нет. Вот оно, вылезло ещё одно неприятное, прямо говоря, скверное обстоятельство. Глухая ночь, где что выяснять, неизвестно, представительства Люфтганзы или ещё каких-то немецких авиалиний нигде не просматривается.

Пометался по залам, в конце концов подошёл к стойке информиции, надеясь неизвестно на что. Здесь все уже давно вымерли и ушли спать. Стою, жду, смотрю по сторонам, ожидая какой-нибудь помощи. Вот она, летит, в лице какого-то бойкого парня. Спрашивает, в чём проблема. Я, приняв его за служащего, сую ему компьютерную распечатку с рейсом, заменяющую билет, тычу в неё и излагаю проблему. Он берёт её, и мы идём куда-то, в какой-то офис, там тоже окошки. В одном из них моему помощнику что-то объясняют, я уж не знаю, по каким признакам я, не понимая ни единого слова, понял, что берлинский самолёт летит всё-таки со второго терминала.

Я в полной прострации, ничего не соображаю, опять вся моя воля где-то растаяла, как дым. Только одна мысль едва трепещется где-то на задворках сознания – надо срочно добираться до второго терминала. При этом нет полной уверенности, что там всё выяснится.

А помощник суетится вокруг меня, лопочет что-то о такси, о деньгах. Я пока ничего не понимаю, но чувствую, что не такой уж он всемогущий, этот мой помощник, во всяком случае того, что было в аэропорту Марко Поло, когда я, улетая из Венеции, слегка запутался и чуть не опоздал на рейс, здесь не будет. Там мне персонально подали служебное такси и через всю бетонку доставили к трапу, и я ещё успел зайти вместе с последними пассажирами.

К этому парню присоединился ещё один сердобольный помощник, и они вдвоём таскали меня от остановки автобуса к стоянке такси, к банкомату, где можно снять деньги, и обратно. Тут на счастье к остановке подходит автобус с надписью «2 Терминал». Он везёт желающих на второй терминал, причём бесплатно – это я чётко знал, несмотря на туман в голове.

Я заскочил в него, мои помощники тоже, и всё говорили о деньгах, требовали за что-то, при этом постоянно косились на двери. И только когда водитель закрыл дверь, и они бросились к ней, стали в неё колотить и выскочили уже на ходу, до меня окончательно дошло, что они оба элементарно и без всяких премудростей вымогали у меня деньги, никакие они не служащие, а всего лишь местные пройдохи, выкачивающие деньги из простаков, попавших в проблемные ситуации. Меня первый всё-таки как-то запудрил, я дал ему в какой-то момент 50 фунтов, думая, что это на такси или ещё за какие-то услуги, более мелких у меня не было. Он их тут же сунул в карман, чем слегка насторожил меня, к сожалению, только насторожил, и лишь слегка.

Потом только я понял, что ещё дёшево отделался, так же легко он бы принял любую другую мою банкноту.

Но это ещё не всё. Автобус остановился где-то на промежуточной остановке, там надо было пересесть в другой, и тот уже шёл до второго терминала. Не знаю, как я смог разобраться во всех этих премудростях, но в конце концов я всё-таки до него добрался. Когда в расписании я увидел свой рейс, мне значительно полегчало, но не совсем. Я уже знал, что успокоюсь только тогда, когда окончательно доберусь до дома и довезу всё в целости и сохранности, а до этого ещё ой как далеко.

Здесь, на втором терминале, я тоже ходил, выяснял подробности, мне показали представительство Люфтганзы, оно было, конечно, закрыто. И здесь тоже у меня нашлись помощники, совсем молодые парни, один – охранник, другой не расставался с какой-то шваброй, наверно, уборщик, причём между ними отношения были запанибратские, ни намёка на должностные. Я, наученный горьким опытом, относился к ним очень насторожённо, но позже понял, что они помогали мне просто, чтобы быстрей проходило их дежурство, это внесло какое-то разнообразие в их монотонную работу.

В офисе, куда они меня водили, меня называли «сэр», а с ними держались так, как и они между собой. Понятно, в этом замкнутом пространстве арабского авиатерминала они все – одна семья.

А мои приключения продолжались. Нина ещё днём звонила, на всякий случай предупредила, что с маслом меня в самолёт не пустят, его придётся сдать в багаж. Я об этом постоянно помнил, но, проходя проверки, регистрации, визовые процедуры, да ещё замотанный предыдущими событиями, как-то пропустил момент, когда надо было сдать багаж. У меня просто спросили, глядя на мою компактную заплечную сумку – «багажа нет», причём не на русском, конечно, и я машинально ответил – «нет».

И вот, когда я, наконец, прошёл все пункты, кроме последней проверки перед посадкой, тут-то и задумался – а ведь масло-то при мне. Подошёл к проверочному барьеру, осмотрел, показалось, что проверка может оказаться серьёзной, по полной программе. Значит, как ни крути, сумку надо сдать, рисковать нельзя. А как?

Ведь все пункты, включая таможню, уже прошёл. Выпустят ли? Но выбора нет, надо пытаться.

Однако всё оказалось очень просто. Наверно это типичный случай. Стоило мне спросить, сразу всё поняли, показали, где можно пройти, там охранник тоже всё понял, пропустил, и на приёме багажа всё поняли, забрали мою сумку, я оставил при себе только длинный пенал с папирусом – он торчал из сумки.

Всё, вот теперь – ВСЁ. В ожидании посадки отправил Максу последнюю SMS-ку, мол, всё в порядке, прилетаю утром, можешь встречать.

Подошло время, на проверке всё прошло гладко, я сел на своё место, опять у иллюминатора, над задней кромкой крыла. Можно совсем расслабиться.

Взлетели без задержки, точно по графику. Рейс прошёл нормально. Я с удовольствием съел поданный стюардессами «завтрак», от которого отказался, когда летел сюда, а потом и кофе выпил, когда его разносили под утро. В Тегель прилетели с опозданием минут на 15. Ещё минут 10 ждали багаж. Максим всё это время ждал у выхода.

Заехали к нему в Шпандау, это недалеко от Тегеля. Посидели с час, я рассказал о своих приключениях, сбросил ему все видеоклипы и фото, показал всё, что привёз, отдал коробочки с табаком и предложил любой папирус на выбор.

Потом он проводил меня на Главный берлинский вокзал, посадил на поезд, сам поехал на работу.

Через пару часов я был дома.

Эпилог

Ну что, подведём итог?

Не стоит ломать голову, подсчитывая, чего было больше – хорошего или плохого? Было разнообразно, этот вывод всегда самый справедливый и точный. Конечно, всё зависит от точки зрения, от личного отношения к каждому событию, переживанию, к жизни вообще.

То, от чего у одного дух захватывает, у другого может вызвать скуку, или что одному кажется лишним и ненужным, для другого является жизненно необходимым, или что один легко переносит, другой не выдержит и малой доли.

Я думаю, что далеко не всякий после почти двадцатичасового активного хождения сможет воспринимать какие бы то ни было прелести жизни, скорей всего, проклянёт и поездку, и местные порядки, и судьбу, и всё на свете, завалится в постель и будет отлёживаться все оставшиеся дни.

Мне же, наоборот, эта моя страсть и способность к многочасовым пешим передвижениям всегда даёт сладостное ощущение свободы и независимости от очень многих факторов и условностей, без которых многие, почти все, не представляют себе жизни. А если к этому добавить то, что в таких поездках я забываю об еде, питье и прочих требованиях плоти, то становится ясным, до каких космических высот доходит степень моей свободы.

Мне ничего не надо, кроме свободы самому выбирать то, что мне надо, и то, без чего я могу обойтись. И пусть то, без чего я легко обхожусь много дней, для других представляется самым важным и нужным, а то, что нужно мне, на что я трачу силы, средства, время и все другие виды энергии, для кого-то – баловство и сумасшествие, это личное дело каждого.

Есть такая мудрость: Посеешь в плоть, пожнёшь тлен, посеешь в дух, пожнёшь жизнь вечную. Я предпочитаю последнее.

Так что хорошего было больше, без всяких сомнений. При позитивном настрое на жизнь плохое рано или поздно забывается, а хорошее переживается вновь и вновь. И вообще надо жить по принципу – всё происходит так, как оно должно происходить. Если случается что–то, что кажется неуместным или плохим, то надо посмотреть на это не с позиций «здесь и сейчас», а глобально, «из космоса», или, если нет таких способностей, то не спешить давать оценку, а выждать некоторое время, и тогда, обычно, по прошествии какого-то времени, понимаешь, что именно то и именно так должно было произойти.

Я всю жизнь (точней сказать – всю осознанную жизнь) убеждаюсь в этом.

У меня ещё осталось несколько фотографий, которым не нашлось места в тексте, но которые кажутся мне интересными. Я хотел уж сделать фотоальбом и тоже выложить его здесь, но в фотоальбоме нет места для расширенных комментариев, там либо смотри, либо читай, да и возиться уже надоело, и я решил разместить их здесь, в эпилоге. Смотрите:

Восхитителен Нил при зимнем закате. Конечно, не только на Ниле и не только зимой можно увидеть такую красоту, но этот случился в этом месте и в это время.

А вот несколько фотографий из моей прогулки по набережной Нила.

Молодые. Никаких комплексов и вековых условностей. Просто разговор.

Видеосьёмка для телевидения. Этот сюжет попался мне совершенно случайно. Я не смог пройти мимо. Я ведь в некотором смысле тоже телевизионщик.

Продавец салфеток. Таких продавцов частенько можно видеть на тротуарах Каира. Это может быть молодая мамаша с младенцем, или запакованная в глухое чёрное одеяние старушка. Или серый старичок. Гигиенические салфетки в Каире – ходовой товар. Кстати, они точно такие же, как и в Германии.

Подземный переход в Каире самый обычный, типичный европейский. Его особенность в том, что он на весь центр Каира один.

Каирский регулировщик. Меня умиляют их белые кожаные манжеты на ногах. Очень практичный атрибут. Как портянки в Советской Армии, дожившие до 21–го века.

Здесь регулировщика не оказалось и возникла миниатюрная пробка. Впрочем в Каире пробки растаскивают очень быстро, иначе весь транспорт встал бы.

Этот гордый лев на мосту ассоциируется у меня со Сфинксом. Они даже похожи.

Ещё один закат на мосту. Солнце такое яркое, что даже ПЗС–ка в видеокамере (фотоматрица) посинела.

Пушка у входа в музей–панораму войны 1973 года. Этот музей занимает огромную площадь вдоль трассы в аэропорт в Гелиополисе. Рядом советские МИГи, сыгравшие значительную роль в той войне.

А эта христианская церквушка притаилась в глухом переулочке Каира. Египет стоял у истоков христианства. В одной из таких церквушек, точней, в месте, где она позже была построена, скрывалась Мария с младенцем Христом от кровожадного царя Ирода.

В заключение ещё немного мистики.

Путаница с терминалами в аэропорту тоже из букета каирских мистических сюрпризов. О том, что в каирском аэропорту не один терминал, я прочитал в одном из интернетовских туристических порталов, и думал, что теперь я грамотный и не попадусь на этом, как авторы той статьи.

Однако не тут то было. Как я уже говорил, все наши умственные построения – беспомощные детские упражнения перед лицом судьбы. Что должно случиться, непременно случится, несмотря на весь наш высокоорганизованный разум, нашу предусмотрительность и волю.

Судьба или природа или Бог даст нам свой урок, если задумал, как бы мы ни изощрялись, чтобы избежать его. Так со мной и случилось.

И ещё один момент – у меня в конце моего пребывания в Каире ещё оставалось непотраченных 200 фунтов. 50 я отдал за билет в музей, остальные 150 решил оставить на память. Из них ещё 50 у меня выцыганили мои помощники в аэропорту, а сотню я так и привёз домой, я её видал, доставал, кажется, показывал Максиму. А потом, пару дней спустя, захотел её переложить поближе, но не нашёл. Пересмотрел все места, где она могла бы заваляться, перетряхнул все книжки, бумаги, но так и не нашёл. И так и не знаю, что с ней стало, куда она делась. Потеря небольшая, жалеть об этом нет смысла, но сам факт интересен.

Вот так.

Я думаю, что продолжение и дополнения ещё последуют. Заглядывайте на эту страничку время от времени...