BO3BPAT

Апокалипсис. Последний год.

Записки из будущего

Глава 1. Святой 

Глава 2. Будни 22 века

Глава 3. Командировка в рай

Глава 4. Визит в ад

Глава 5. Гражнецки

Глава 6. Том + Ани

Глава 7. Ночные полеты

Глава 8. МуХа

Глава 9. Новые беды

Еще не конец

Создатель затеял новую Игру, обещавшую стать интереснее предыдущих. Силой Своей Воли освободил одно из бесчисленных возмущений вневременного и внепространственного, вечно кипящего Вакуума от непреодолимых физических законов (которые сам же и установил), и выпустил в материальный мир бесконечно малую сингулярную точку.

Через пару миллиардных долей секунды от Начала, после нескончаемого ряда неведомых никому, кроме Него, событий, в стремительно расширяющемся и уже достигшем гигантских размеров шаре Праматерии, образовавшемся из сингулярной точки, сгустились исходные керны вещества – нейтрино и антинейтрино.

Через миллионные доли секунды это был уже космических размеров шар кипящей плазмы. А ещё через несколько секунд всё это стало новой Вселенной, не прекратившей своего расширения до нынешних Времён.

В одном из уголков её необъятных просторов миллиарды лет спустя началу этой Игры дадут имя – Большой Взрыв…

На дальней окраине одной из Галактик неприметная звёздочка, выбранная Создателем для Большой Игры, накручивая витки вокруг центра масс своей Галактики, врезалась в облако космической пыли, взбудоражила и увлекла за собой в свой бесконечный путь изрядную его долю. Пылинки, подчиняясь правилам Игры, которые потом назовут законами физики, закружились вокруг новой хозяйки, выстроились в хороводы, распределившись по орбитам, и далее, подчиняясь той же иерархии первичных правил-законов, стали группироваться в коллективы, слипаться, сжиматься, и в итоге образовали стройную планетарную систему с центральным светилом и семейством кружащихся вокруг него планет.

Ритм Игры менялся от миллиардных долей секунды до миллиардов лет, но для Создателя это не имело значения. Время, как и Пространство, были кубиками в его игре. Он был и здесь, и там, тогда и сейчас, везде и всегда.

Звезды зажигались и гасли, планеты рождались и умирали. Одну планетку из миллиардов миллиардов, ничем не примечательную, Он выбрал для следующего этапа Игры.

Игра вступала в новую фазу…

8 миллионов лет до Рождества Христова. Первые люди воплощены на Земле в материальных телах по образу и подобию Бога-Создателя. Материальность еще не сформирована окончательно и далека от плотности современного человеческого тела. Нечто вроде сильно сгущённого эфира. В таком организме нет места ничему греховному, «земному» по нынешним понятиям, животному. Мысли чисты, низменные помыслы, ощущения и желания не знакомы жителям Джанини – страны первых людей на Земле.

Эллонья - столица Джанини. Крещение в храме серебряного космического луча Атроум первого ребёнка от двуполых существ, двух половинок одной души. Гения среди гениев.

Единственный стимул размножения – любовь к Создателю, побуждение к «умножению» Его образа в этом мире, чтобы Его стало как можно больше. При однополом размножении это происходило «выдыханием» шишковидной железой мыслеформы, возникавшей от великой любви к Создателю. Помещённая в розовый космический луч Фьета, мыслеформа около года копила энергию, уплотнялась и материализовалась в организм.

При двуполом размножении мысленный зародыш новой сущности – «ягода» - возникал при обмене дыханием любящих родителей. Позднее это стало называться поцелуем. Первое время плазма зародыша уплотнялась непосредственно в сердце, в левой камере. Затем мать вынашивала будущее дитя в храме розового луча Фьета.

Обряд крещения… Можете ли вы представить себе великолепный вид, открывающийся в общем храме - радуга, мерцающая алмазными гранями яркого света по всему внутреннему пространству храма, где энергии шести первых космических лучей "уплотнялись" при их соприкосновении с восходящими во время ритуала мыслями  и становились, таким образом, мыслями ЛЮБВИ для посвященного. И МУЗЫКА. От самого Создателя. Сейчас не знают такой музыки…

Джанинцы ещё очень близки к верхним сферам бытия, не потеряли связи с высшими мирами, их духовность, чувства и эмоции несравненно богаче, ярче и красочней, чем у всех последующих земных цивилизаций.

Очень бледное и во многом искажённое представление об этой эпохе дошло до следующих поколений в легендах о Лемурии…

Лёгкий шорох нарушил белое атлантическое безмолвие. Едва заметное движение, какое-то волнение пробежало по ровной, нескончаемой во все стороны,  белой пустыне. Откуда-то издалека, с неопределённой стороны, донёсся ослабленный расстоянием хлопок, за ним – шуршание, потом – растущий, усиливающийся треск. Звук стремительно заполнил вечную тишину, становился громче и громче, и, наконец, накатил мощным гигантским валом. Сотни децибел колотили по всему пространству, по небу и земле, раскатами отражались от облаков и снежной глади, от полярного сияния и от земли глубоко под снегом, сотрясали весь ледяной массив.

Из белой бесконечности примчалась чёрная трещина, разрывая пустыню на две части, пронеслась мимо и так же стремительно умчалась вдаль, поглощая снежный покров, расширяясь и углубляясь до самого километрового дна ледяного массива. 

Гигантский айсберг размером с Данию откололся от шельфового ледника и пополз в открытый океан. Накопленной гигатонной потенциальной энергии хватило на то, чтобы преодолеть многолетнюю инерцию огромной массы и спихнуть её прочь с материка, сглаживая все препятствия на своём пути. Уровень Мирового океана поднялся ещё на 20 сантиметров.

Море Росса в очередной раз освободилось от своего панциря. Возможно уже навсегда. В этом времени.

В космических масштабах это грандиозное событие прошло незамеченным, но, тем не менее, стало, наряду с другими, явным признаком завершения ещё одного этапа Игры. Ключевого этапа на ключевой планете.

Неумолимо накатывался давно предопределённый гравитационный удар. Земля со всем своим десятимиллиардным населением стремительно мчалась к концу последних Времён….

Спаситель

Святой спал стоя. Спал он не так, как другие. Впрочем, он всё делал не так – пил, ел, дышал… Говорил не так и не то, и очень редко, думал не о том, вообще жил не так, а главное – не столько. Ему шёл сто пятьдесят седьмой год – последний. Главной составляющей этой жизни с незапамятных времён стало стремление не выделяться из общей серой массы. Это и определяло значительную часть её житейской суетности.

                Серая масса ничего не замечала в своей слепоте и ни о чём не догадывалась. Для неё он был тихим неприметным старичком, от которого ни вреда, ни пользы. Живёт себе и живёт, сам себя кормит и содержит, ни у кого ничего не просит, да и у него, наверное, что-то просить бесполезно, что у него может быть? Были, конечно, и более совершенные челы, которые не только смотрели, но и видели. Самые прозорливые и умные догадывались о его «паранормальных» способностях. Но при необходимости он пользовался этими способностями, чтобы всё скрыть – прятался за «серой пеленой», отматывал время назад, или просто стирал файл в чьей-то памяти.

                Что же ему снилось? Был период в его жизни, когда ему снилось то, что он хотел. Началось с того, что на каком-то этапе самосовершенствования его сны стали осознанными. Постепенно он научился управлять ими, менять, а потом и задавать сюжет. Это была очень увлекательная игра, настолько увлекательная, что он иногда даже среди бела дня, бывало, садился в удобное кресло в чистом от чёрных и серых энергий месте и улетал в свои фантазии.

Но был он тогда уже не молод, материальных потребностей у него почти не осталось, и он, следуя генеральному принципу минимизации проявлений в физическом (а потом и во всех нижних) мире, свёл эти «улёты» к необходимому минимуму. Только в случае крайней нужды он менял в каком-нибудь обычном сне траекторию движения, перемещался в нужное место или ситуацию, выяснял там требуемую информацию или оставлял её в чьей-то памяти, и возвращался. Бывало, оставлял какой-то неприметный материальный след для надёжности.

                Всё это было лет сто назад, сейчас всё представлялось по-другому. Другие уровни, другие задачи, другой мир.

                Приближался последний момент. Остался год, максимум - два. Он знал, чувствовал это.

                Его всё больше охватывало беспокойство – может быть он слишком затаился, может быть, он перестарался с уровнем непроявления и его давно вычеркнули в небесной канцелярии? Хотя всё говорило о другом. В последнее время у него сложилось ощущение, что остался только он один из тех, кто может исправить что-то в этом мире. Казалось, все последние мировые кризисы, стремительно и неизбежно ведущие к глобальному концу, приходилось разрешать именно ему. Он даже как-то сумел специализироваться в этом деле. После нескольких серьёзных катастроф, которые он по недостатку опыта не смог предотвратить вовремя, без жертв, ему пришлось напрячься, сконцентрироваться, ещё глубже развить некоторые свои способности. Зато всё это научило его обнаруживать назревающие бедствия уже не в ментальном, а в кармическом мире, а иногда и ещё выше.

                Союз Девяти, тысячи лет спасавший человечество, уже не доставал. Но где Махатмы? Что и говорить, сейчас совсем другой уровень науки и технологий, другие горизонты, неизмеримо больше точек соприкосновения  несовершенного человеческого ума с непознанным. Бурный расцвет нанотехнологий, смена кремниевого интеллекта биотехнологическим, психоэнергетика, раскрытие чёрных дыр, проникновение во фридмон и разрушение его замкнутости, едва не приведшее к новому Большому взрыву - всё это пришлось направлять в безопасное русло и корректировать в критические моменты уже ему.

                Он с улыбкой думал, как это делали Знающие до него. Они предотвратили когда-то генетическую катастрофу, за ней – ядерную и термоядерную, ещё позже – информационную, технократическую и экологическую. Генетическую угрозу предотвратили тем, что просто отправили в тюрьму учёного, вплотную подошедшего к её практическому применению. При том режиме это стало бы планетарной катастрофой. Пришлось пожертвовать жизнью талантливого и, в общем-то, хорошего человека. Режим очень скоро уничтожил его, как и многих других талантливых и хороших своих современников. Зато рождение генной инженерии сдвинулось во времени и пространстве  в другие, более приемлемые условия и вопрос быть или не быть человечеству, сменился другим – морально это или аморально?

                А ядерный конец чуть было не упустили. Он вырвался в мир, были огромные жертвы и только животный страх перед личной неизбежной расплатой сдерживал тех, у кого была кнопка. Похоже, Знающие долго не знали, как к нему подступиться, и мир всё это время висел на волоске. Зато потом, когда, наконец, нашлись силы и способности, кризис тихо и быстро угас, будто и не держал в страхе всю планету десятки лет.

                Но какой сумбур творился тогда у Знающих! Так легко справившись в конце концов с ядерным кризисом они всей своей мощью и со всем своим приобретённым опытом взялись за термояд – намертво заблокировали все работы по управляемой термоядерной реакции. Результат был почти в руках, учёные ежегодно совершенствовали «Токамаки», вплотную подойдя к решению проблемы, считали месяцы и дни до начала практического использования нового вида энергии, и так и не поняли, что за непреодолимая стена встала перед ними. А ведь первые атомные электростанции получились так быстро и легко, где-то даже быстрее бомбы…

                Во сне Святой искал Сигнал. Он чувствовал, что пришло время очень важной команды. С незапамятных времён он жил по сигналам, приходившим из Универсума. Сигналы указывали, как действовать в той или иной ситуации. Они подсвечивали как дорожные знаки хайвэй к Совершенству. Нужна была незаурядная тренировка для их распознавания и правильной интерпретации. Далеко не всем дано их восприятие, для этого должен быть достигнут некоторый уровень совершенства. Хотя, в сущности, всё вокруг состоит из них: птичка чирикнула из-за дерева, какая-то микроскопическая мушка, неизвестно откуда взявшаяся, вьётся перед носом, встречный прохожий многозначительно оглядел вас…

Попробуй разберись во всём этом. Святой разбирался прекрасно даже на уровне подсознания, как опытный оператор в матрице. Знал, что к чему относится, что последует далее, и многие знаки и события предвидел. В житейских вопросах он сам строил свою жизнь, как когда-то сны…

Снились ему ряды кресел, как в древнем кинотеатре его детства. Большинство его снов было из детства. Старикам, чем они старше, тем более ранние периоды их жизни вспоминаются и снятся. Старики впадают в детство, это закон человеческой природы. Он не сопротивлялся этому закону, как и всему, что не мешало жить человечеству. И сейчас он знал своё детство, северный город, в котором родился, речку, на которой бегал босиком по льдинам, помнил почти каждый день начала своей сознательной жизни, все мало-мальски значительные события.

Горькая ирония жизни в том, что чаще всего ничего из того, что помнят старики, уже давным-давно не существует. Он убедился в этом, когда, будучи ещё довольно молодым стариком, побывал в черноморском городке, в котором ему довелось прожить год в школьное время. Этот год стал событием в его жизни, он навсегда запомнил его и всю жизнь мечтал навестить тот маленький, уютный курортный городок. Когда эта мечта осуществилась, он ничего там не узнал. Школа, её территория, жилые и сопутствующие корпуса почти не перестраивались, но в его памяти всё это сохранилось в преобразованном его детским восприятием виде. Не трогайте ностальгию, не разрушайте её грубой реальностью! Пусть живёт в своём хрупком ментальном мире и скрашивает вашу старость.

Итак, во сне он сидел в большом зале где-то во втором-третьем ряду. За ним наискосок сидела пара дедулек, ещё какая-то разношёрстная публика свободно распределилась по залу. Перед рядами кресел квадратное пространство, спереди на нём нечто, похожее на квадратный стол, хотя он свою роль не сыграл. На этом пространстве кучковалось несколько человек, что-то вроде обслуживающего персонала. Их начальные действии осознались нечётко. Они что-то обсуждали, клубились вокруг центра, совершенно не обращая внимания на публику или не замечая её, и вскоре разошлись. Остался один, парень или мужчина, в длинной, кажется, шинели, и вообще вроде бы охранник. Худенький, среднего роста. Что-то он то ли ел, то ли готовился есть. При этом все его манипуляции были какие-то замысловатые, он что-то как-то складывал, заворачивал, при этом весь изгибался и всё это делал очень увлечённо. На его лице и во всех его действиях было предвкушение огромного удовольствия. Публики он не замечал, а она его видела как на ладони. При его извилистых манипуляциях шинель иногда распахивалась снизу, и был виден висящий огромный чёрный пистолет с длинным стволом. Похоже очень старинный. Один из дедулек его узнал, то ли это было его оружие в гражданскую войну, то ли он как-то ещё сталкивался с ним в незапамятные времена. Они с другим дедом переговаривались об этом и посмеивались.

Зрители их слышали, и этот факт всех заинтересовал. Постепенно все стали негромко смеяться. Молодой человек, абсолютно не замечавший публики, понял, точней, увидел, что он не один и что за ним наблюдают. Это его страшно смутило, почти до потери сознания, он стал закрываться, прятать лицо. Святому стало его очень жаль. Настолько, что он решил вмешаться в сон. Обдумав своим бодрствующим сознанием, какими простыми словами мог бы его успокоить, громко сказал:

- Парень, да ты не смущайся, тут все свои. Тут нет чужих.

И продолжал думать, какие слова успокоили бы парня ещё лучше.

Тот продолжал закрывать лицо руками, но сквозь пальцы смотрел в зал. Смех плавно утих. Нависло общее сочувствие, все зрители как бы мысленно присоединялись к словам утешения, одобряли их. Некоторые в знак поддержки поворачивались в его сторону, желая выразить согласие взглядом. Но по их блуждающим глазам он понял, что его не видят, хотя сидел он в хорошо освещённом месте.

- Не тушуйся, – добавил он, уже для того, чтобы проверить, действительно ли его не видят.

Парень на сцене, кажется, что-то говорил, но его не было слышно. Зрители уже все вертели головами, искали на потолке, на несуществующих балконах, явно не видя его.

- Откройся, - прозвучал тихий голос.

Зазвучал «Вальс цветов» Чайковского. Это был его мобильник, как он по старинке называл коммуникатор.  Непрошенной реальностью из 22 века врывался он в сон. Ни в 22, ни в 21, ни даже в 20-ом веке музыку писать уже не умели. Чайковский, Бетховен, Бах, местами Моцарт, Григ, кое-что из Боккерини, Равеля, Шуберта согласен был он только зарядить в свой коммуникатор. Медленно таял сон, ненавязчиво проникали звуки материального мира. Он вошёл в себя.

- Я, – сказал он, допуская мобильник в своё сознание. Тот молчал. Он прислушался, но в ушах звучало только «Откройся», то ли из сна, то ли эхом из мобильника. Это был Сигнал.

#   #   #

…Откройся – это ясно, кому – не ясно…

Будни 22-го века

Спать стоя не было никакой необходимости, делал он это просто так, для разнообразия. Расслабиться он мог в любой позе, даже в позе лотоса. В своё время он очень долго недолюбливал её, считал, что это поза не человеческая, а пришедшая от предыдущей цивилизации атлантов. Им, значительную часть жизни проводившим в воде и соответственно устроенным, было в ней удобно и комфортно. К ней как-то приспособились на востоке благодаря своей близости к природе, а для западного человека, привыкшего к комфорту и мебели, расслабиться в лотосе было трудно. Вначале для расслабления он пользовался шавасаной, потом, по мере совершенствования, ему стало всё равно.

Отныне все его действия подчинялись полученному сигналу. Строго говоря, это была не команда, не руководство к действию, а всего лишь смутное направление, вектор поведения. Обычно сигналы такими и были, и обычно он их хорошо понимал. В моменты высшего просветления он сам предвидел их и ждал только для того, чтобы удостовериться в безошибочности своего предчувствия.

Сейчас предчувствия не было. «Откройся» - это было ясно, с этим он был согласен полностью. Если бы хорошо подумал, мог бы сам догадаться. Но всё, что за этим следовало - кому, когда, насколько – сказано не было, да и не могло быть сказано. Только по поводу «кому» опыт подсказывал, что не всем.

Ну что ж. Продолжаем жить. Время всё расставит, покажет и разъяснит.

Он занялся обычными утренними процедурами. Несколькими манипуляциями перестроил энергетику с ночного режима не дневной, расшевелил кинематические узлы физического тела, очистил его и придал обычный облик, к которому привыкли окружающие. Неприметный сухонький старичок ниже среднего роста, выглядит здоровеньким, всё на месте, не хромает, не горбится чрезмерно, в меру седенький. Таких много. Правда, если бы вздумали подвергнуть это тело медицинскому осмотру, то обнаружили бы ритмы сердечно-сосудистой и дыхательной систем абсолютно здорового организма в период его развития, может быть где-то на уровне двенадцатилетнего мальчика. Бывало, издалека его и принимали за мальчика – двигался он обычно быстро и молодо – пока не разглядывали седину.

Он вышел из своего домика, встроенного ракушкой в горный склон на окраине посёлка, и пошёл в люди.

#   #   #

Окружающих было немного. В основном шли мимо по делам, некоторые стояли на месте. Дамочка с коляской была занята мороженым, лоточник у своего лотка высматривал потенциальных покупателей. Солидный джентльмен на скамеечке продолжал смотреть в его сторону. Святой набросил на всякий случай «серую пелену» на всех, кроме джентльмена, и плавно всплыл над кадкой с пальмой. Ничего не изменилось. Настроился на него и провалился в ватную бездну. Присмотревшись, разглядел на носу джентльмена массивные очки с толстыми линзами и за ними полуприкрытые глаза.

«Что же ты? – думал он, удаляясь от торгового центра. – Суетишься, старичок, форму теряешь. Не расслабляйся, не время».

Но неудача не отпускала его, полностью завладев мыслями. Психика пошла вразнос, эмоции разбушевались.

«Да как же так? Что случилось? Совсем нюх потерял? Не лучше этого полуслепого, полуживого дедульки! Это всё из-за того, что уже давно сам спишь! Что, со всеми земными бедами справился? Победитель! Лавровый почиватель! Придумал – левитацию, да против дедульки! Это тебе не карточные фокусы! Это же даже не тактическое средство, а тяжёлое стратегическое. Из пушки да по мушке. Стратегической ракетой «Земля – Космос»…

Ферзём с двумя ладьями против фланговой пешки…

 Всё! Хватит! Все эти стенания-самобичевания – продолжение того же маразма. Прочь последние годы, вычеркнуть, стереть! Глубокая медитация, и переходим на новый уровень.

Да хоть бы к старому вернуться. Хорошо, в данной ситуации это и будет переход на новый.»

Успокоившись, на трезвую голову он понимал, что причиной случившегося была всё-таки его чрезмерная осторожность, не зря он беспокоился. А поводом была его затянувшаяся невостребованность. Он уже и не помнил, когда в последний раз спасал человечество. Кажется, это был Большой взрыв.

А почему так – это же ясно! Это затишье перед Бурей. Последней. Тактический маневр чёрных сил. Усыпляют, и не безуспешно.

Но всё предопределено, куда им против Б. Он и их предопределил. А не он ли это был – там, за пальмой?

Святой улыбнулся этой мысли. А может быть это и хорошо, что иногда в нём на передний план выходит обычный земной человек, с чувствами и эмоциями.

Конечно, хорошо, только ошибаться не надо. И бдительность не терять. Что там у нас готовится на ментальном плане?..

#   #   #

…А там – новая катастрофа…

#    #    #

Он был периферийным техником-смотрителем Системы Планетарного Экологического Контроля. В его обязанности входило обеспечение бесперебойного, надёжного функционирования конечного крохотного щупальца системы, собирающего информацию с небольшой территории, охватившей несколько альпийских долин. Младшее звено в грандиозной иерархии Системы. Но весь замысел был в том, что младшее звено при необходимости имело неограниченный доступ всех уровней к любой информации, циркулирующей в системе. Благодаря этому он имел полную осведомлённость обо всём, происходящем в самых дифференцированных звеньях человечества, и не только на Земле, но и во всех уголках вселенского пространства, куда смог достать человеческий разум.

Официально, в «реальном» земном мире он был младшим звеном, но это была иллюзия, как и всё в этом «реальном» материальном мире. Человечество в своей слепоте и суете, в заботах о «хлебе насущном», в погоне за беззаботным и комфортным существованием, где главной задачей одних было продать, всучить, а других – купить и притащить в дом ещё какое-нибудь материальное барахло, пока так и не признало существования высших миров. И всё дальше уходило от этого признания, а вместе с тем и от Истины.

А часть истины была ещё и в том, что создателем и главным потребителем Системы планетарного экологического контроля был он. Это было его детище, одно из многих, обеспечивающих относительную безопасность человеческого существования в его последние времена. (Хотя эта безопасность тоже была иллюзией.) Первоначально задуманная как сеть сбора экологической информации, система развилась до сбора сведений обо всех сторонах человеческой деятельности. Впрочем, в таком качестве использовал её только он, для других она так и оставалась технической сетью датчиков, каналов передачи и обработчиков скучной, рутинной информации. Масштаб её до конца был известен только ему, масштаб был колоссальным, космическим, охватывал всю планету с её океанами, недрами и атмосферой, и, кроме того, все освоенные человеком пространства в ближайшем космосе – посёлки на Каллисто, Ио и Ганимеде, научные и жилые зоны на Европе, исследовательские лаборатории на Венере и даже приватные участки на Марсе. Это была его Матрица.

А понадобилась Система ему как материальное воплощение его ясновидческих способностей – физический третий глаз. Случались периоды снижения этих способностей, с этими провалами он ничего не мог поделать, он ведь пока жил в человеческом облике, всё ещё, пусть в малой степени, но обременённом чувствами, эмоциями и прочими первородными грехами. До полного совершенства и ему было далеко. В эти периоды Система помогала ему не выпускать из рук контроля, поддерживать осведомлённость и бдительность. Он довольно долго совершенствовал её и добился того, что любую информацию мог получить в любое время в любом месте несколькими простыми манипуляциями, несмотря на космические масштабы сети. Аварийные ситуации доставали его сами, как в классических системах телемеханики.

Пока Система верой и правдой служила ему. Но сейчас она была бессильна. Требовалось что-то более тонкое.

Значит, так. Надо отключиться от окружающей суетной реальности, выйти за пределы пространственной ячейки под названием Земля, чтобы не нарушать чистоту исследования. Посмотреть со стороны. Со стороны видней.

А куда выйти? Ответ напрашивался сам собой – конечно же, на Каллисто.

#    #    #

Исследования ближнего космического пространства пошли по неожиданному пути. К Луне интерес был потерян сразу, вся цель проекта свелась к банальному закреплению приоритета в «освоении Космоса». Её даже в военных целях не смогли применить, это и решило судьбу дальнейших исследований. Марс тоже недолго держал умы первопроходцев. Удовлетворив научное и человеческое любопытство, убедившись, что для получения с него какой-то прибыли необходимы затраты и технический уровень на порядок выше доступных, от него отступились.

Но не совсем. Подход ведь был чисто человеческий. Во время бума не обошлось без особо беззастенчивых мошенников, направо и налево распродававших участки марсианской территории. Как всегда сработал железный закон земной экономики – есть предложение, будет и спрос. Почти вся территория была раскуплена. После завершения научных исследований и закрытия проекта самые упорные и богатые владельцы участков не успокоились. Добившись во всех возможных судах (земных) закрепления своего «земельного» права на них (и создав при этом ряд курьёзных прецедентов), они порознь или сообща, кто как смог, стали финансировать частные экспедиции на Марс. Самые упорные из упорных ещё и сейчас сидели там на своих участках в нечеловеческих условиях, платя за это космические суммы.

Впрочем, чужая душа – потёмки. Наверно там были разные люди. Может быть кто-то искал одиночества, кто-то ещё чего-то. Далеко не все ещё знали, что всё, что только можно пожелать, и намного больше, можно найти в ней самой – своей душе.

Венера. Она оказалась слишком крепким орешком. Если на Марсе были нечеловеческие условия, то на Венере – адские. Ад, придуманный людьми, был Раем по сравнению с венерианской действительностью. Вся планета – вулкан, всё трясётся, кипит, бурлит, атмосфера – растворитель всего, что только может придумать человек, температура – за 500 градусов по Цельсию. Да ещё и крутится в другую сторону. Согреться на Марсе было несоизмеримо легче, чем охладиться на Венере. Можно, конечно, повисеть над ней в космосе, полюбоваться на непроницаемый облачный покров, рассекаемый электрическими разрядами. Можно даже сбросить вниз какие-то зонды, замолкающие через несколько часов после соприкосновения с атмосферой. Но и над Землёй можно повисеть, если очень хочется. Впрочем, несколько простеньких исследовательских лабораторий из абсолютно инертного полимерного силикона всё-таки оставили.

Однако не всё оказалось так плохо.

Данные, полученные от дальних автоматических зондов, показывали, что есть смысл приглядеться к спутникам планет-гигантов. По крайней мере, на крупнейших из них была вода. Конечно, изрядно заледеневшая и скрытая под внешней оболочкой, но зато в неограниченном количестве – целые океаны. Пригляделись, попытались приспособиться, и результаты превзошли все ожидания. Не сразу, конечно. Пришлось поломать голову над источниками энергии.

Но подоспевшие к тому времени успехи нанотехнологии позволили без особых усилий создать компактные и эффективные генераторы тепловой и электрической энергии, топливом для которых приспособили аммиак и его производные, уж его-то хватало. Такие же генераторы синтезировали воздух. Имея под ногами океаны воды, это было нетрудно. На этой базе смогли обогреть и обеспечить высококачественной воздушной смесью огромные территории, создали комфортный автономный микроклимат и замкнутую экосистему.

Поначалу некоторые неудобства доставляли очень маленькая сила притяжения и мощная радиация от гигантов. Но с этим тоже быстро справились. В жилищах и местах постоянного обитания простыми техническими средствами создали искусственную силу тяжести, используя богатый опыт космических станций - энергии для этого было предостаточно. При этом в других местах притяжение осталось прежним, и это неповторимое сочетание доставляло огромное удовольствие, внося дополнительное разнообразие в и без того интересную жизнь. На Земле тоже никто бы не отказался иметь участки, где всё было бы в десять раз легче. Тот же опыт космических станций подсказал эффективные методы борьбы с радиацией. Освоение начали с самого дальнего Юпитерианского спутника - Каллисто, радиация на нём была поменьше.

В результате получились райские уголки с комфортным климатом, чистейшим горным воздухом – можно было сгенерировать любой состав, ограничивала только фантазия. Экология была сравнима только с Эдемом.

Но и это было ещё не всё. Так уж получилось, что первопроходцев, помимо профессионального и медицинского контроля подвергли ещё и психологическому. В этом не было ничего необычного, наоборот, это было естественно и закономерно, но вполне могло оказаться и так, что в суете об этом могли позабыть. Не забыли, и оказалось, что это было очень мудрое решение, как, впрочем, и многие другие, касающиеся освоения Каллисто. И в дальнейшем такой подбор кадров вошёл в систему, и привёл к тому, что туда была закрыта дорога людям склочным, неуживчивым, лживым. Образовалась общность людей, здоровых телом и духом. Если ещё учесть, что им было нечего делить, по их разумным запросам они всё имели в изобилии, вполне естественной воспринималась тёплая, душевная атмосфера, царившая в этом раю. В нём ещё не дошло до первородного греха.

По этой же схеме были созданы поселения на других подобных спутниках – Ганимеде, Европе, Ио и на спутнике Сатурна – Титане. Посматривали даже на Тритон – спутник Нептуна. Возникала новая цивилизация с большим будущим.

Флагманом по масштабам и научно-техническому уровню оставался Каллисто.

Святой был там в пору расцвета и всё видел. По старинке он называл свой визит служебной командировкой.

Командировка в рай

«Вальс цветов» Чайковского.

- Я.

- Дед, привет! – это был коллега – соседнее «щупальце» - Ты в курсе? Тебе опять повезло.

- Пока нет – сказал он, хотя знал, о чём пойдёт речь.

- Я тут совсем случайно слушок подслушал, - и хихикнул своей случайной тройной анафоре. – Собирай чемодан. В Рай полетишь.

- Так слух или точно?

- Точно, точно. Я думаю, что точно. От шефа слух. Рад за тебя. Ты там был хоть?

- Да довелось уже.

- Я же говорю, счастливый. Везде побывал.

- Поживи с моё, и не там будешь.

- Ха, ха. Да я бы не против. Только сам не смогу, а на геронтологию денег не хватит, – он имел в виду операцию по продлению жизни.

- Да нет, ты уж сам постарайся. С герантанами, - имелись в виду геронтологи-шарлатаны, - не связывайся. - Он был очень неглупый и добрый парень и вполне смог бы. – Спасибо за добрую весть. Буду собираться.

- Да, будь готов. Жди звонка от шефа.

- Уже жду.

- Ну, будь. Привет Юпитеру.

- Передам.

Так было уже с незапамятных времён – если он что-то задумывал и, отбросив сомнения, определённо на это решался, оно в ближайшее время реализовывалось на физическом плане. Когда он только открыл для себя этот закон, что всё материальное, окружающее нас в этом мире – это воплощение чьих-то прошлых мыслей, то долго сомневался в нём. Слишком невероятным казалось такое: задумал – и получил. Но сейчас уже много лет он ежедневно убеждался в действенности этого закона.

Конечно, не так просто и быстро – задумал и получил. И задумать надо было по-особому – без всяких сомнений, чётко, ясно и уверенно, не просто задумать, а до конца поверить в задуманное, в его реальность и своевременную осуществимость. Главной движущей силой была вера. И достаточной энергией надо обладать. И ещё один секрет – надо было знать, что можно задумывать, а что не следует. Если захотеть чего-то абсолютно несбыточного, то ничего не получится, потому что глубоко в душе останется неверие, и с ним не справится никакими силами. Оно всё испортит.

Всё это он знал, всегда соблюдал необходимые условия, и у него всегда всё срасталось.

«Вальс цветов» Чайковского. Шеф.

- Я.

- Добрый день, коллега,- уже давно при связи со знакомыми не представлялись даже в официальном разговоре, потому что при подключении к каналу в пространстве над коммуникатором возникало голографическое изображение собеседника. – Как ваши дела?

- Всё в порядке, шеф.

- Как вы себя чувствуете?

- Да как обычно, лучше всех.

- Завидую вашему оптимизму. Да и здоровью. У нас к вам задание. Вы ведь были на Каллисто? Говорят, кто там был, того туда всегда тянет. Не могли бы вы наведаться туда?

- Разумеется, я готов, шеф. С большим удовольствием. Кто же откажется лишний раз побывать в раю?

- Ну и прекрасно. Формальности уже соблюдены, в основном всё обеспечено, конкретную информацию вам готовят, скоро пришлют. Благодарю вас.

- Вам спасибо, шеф.

Следуя принципу минимального проявления в материальном мире, он уже очень давно избегал ненужных контактов с окружающими. Физические контакты свелись к редким рукопожатиям, когда без этого уже никак нельзя было обойтись, не вызывая непонимания, подозрения или обиды. Вербальные, в основном через коммуникатор, сводились к коротким обменам конкретной информацией, обычно он знал, о чём будет речь и чем всё закончится.

Окружающие, с которыми ему приходилось общаться, в основном привыкли к этому и при разговорах с ним не переливали из пустого в порожнее, непроизвольно перенимая его манеру общения. Его не считали угрюмым и нелюдимым, потому что когда к нему обращались, он охотно и подробно отвечал, но всегда по существу, не отходя в сторону от темы. Сам он редко обращался к другим. Все ответы на все вопросы он знал лучше, а если у него и возникал какой-то вопрос, то никто из окружающих, да и вообще из людей, не смог бы ему ответить.

Его считали просто молчаливым.

#    #    #

                «Вальс цветов».

                Голографию он всегда отключал, это была его извечная привычка к экономии материальных ресурсов, даже заряда аккумулятора в коммуникаторе. Кроме того, в глубине души он надеялся, что и его не разглядывают на голографическом индикаторе. Ну а кто ему звонит, он и так всегда знал.

                - Я.

                - Здравствуйте. Ваш заказ принят. Такси на одну персону прибудет через пятнадцать минут по указанному Вами адресу. Спасибо, - сладкоголосая оцифрованная автодиспетчер в бюро заказов.

                - Пожалуйста. Спасибо.

                Транспорты на Каллисто отправляли не часто, это была довольно дорогая процедура. К тому же надо было подгадывать под благоприятное взаимное расположение планет. Грузовые транспорты летели в пассивном режиме тяговых двигателей, полёт длился несколько месяцев. Пассажирские были легче и летели в активном режиме, поэтому перелёт стоил намного дороже. При расположении планет средней благоприятности полёт длился около двух недель. Это его устраивало. Система оплатила ему скоростной полёт.

                Времени у него не было, неумолимо приближался конец света. Но, как обычно, всё срасталось, и по расположению планет, и по графику перелётов, и по оплате.

                Задание было рутинным – проследить за заменой устаревшего оборудования аппаратурой нового поколения и проинструктировать персонал. Выбор пал на него по многим причинам – его земной участок был в полном порядке, и за время его отсутствия никаких сбоев не предполагалось, в установке прежнего оборудования он принимал активное участие,  и вообще он был специалистом высокого класса, и на него можно было положиться. Что касается возраста, то многим молодым он давал сто очков вперёд.

В сущности, причина была одна – ему туда было надо.

                Сборы были недолгими. Никогда он не связывался с багажом, а сейчас он был ему не нужен по определению. Можно пока присесть, отключиться. Когда-то это было его любимым занятием. Там, куда он улетал, расслабившись в удобном кресле, было несравненно интересней, чем здесь. Пятнадцать минут – вечность для такого путешествия.

                Снаружи ненавязчиво, но громко и внятно подал голос таксоид. Секунда в секунду. Можно было добраться до космопорта и своим транспортом, его можно было оставить на стоянке до возвращения, но он не любил им пользоваться. Предпочитал ходить пешком. Пусть молодые катаются, у них биоресурс ещё не исчерпан, а старикам надо больше двигаться. Оттого и болеют и помирают, что перестают двигаться.

                Компактный круглый таксоид терпеливо ждал, помаргивая стоп-сигналами.

                Святой прекрасно помнил транспорт своей молодости. Сейчас казалось невероятным и диким, что управление транспортом в те времена доверяли человеку. Простому человеку с улицы. Да всем подряд. С шестнадцати – восемнадцати лет, когда ещё не было ни жизненного опыта, ни ответственности, ни понимания ценности человеческой жизни. Вот и получилось, что транспорт стал оружием самого массового поражения, которое создало человечество за всю свою историю. Ни одна война не смогла унести столько жертв.

                Ещё бы – загоняют в вонючую, трясучую железную коробку кучу народа и доверяют их жизни постороннему с никакой реакцией, полуживотной психикой, ограниченным зрением, слухом и другими чувствами. Как тут не быть жертвам!? Странно, что их не больше! А ведь то общество тоже считало себя цивилизованным и гуманным. Варварская цивилизация!

                Современный транспорт был преимущественно воздушным, управлялся узкоспециализированным искусственным интеллектом, представляющим собой несложную иерархическую структуру инстинктов, главным из которых был – обеспечение полной безопасности человека. Воздушного пространства хватало всем с избытком, пользование предельно чётко регламентировалось, каждый кубометр его строго контролировался, и сбои были просто немыслимы. Бесшумным магнитным двигателям с замкнутым сверхпроводящим витком нечем было загрязнять атмосферу. Земную поверхность освободили от транспорта, по крайней мере, от габаритного. Её и так изрядно подтопило, вода от тающих ледников Антарктиды неуклонно прибывала.

                В космопорт требовалось прибыть задолго до отлёта, предстоял ещё тотальный медицинский контроль и введение в анабиоз. Отбывающие к Юпитеру проходили, кроме того, ещё и психологическое тестирование. Собственно в океане информации, циркулирующей по бесчисленным базам данных, было всё обо всех известно, предварительный просмотр сведений проводился при подаче заявок на перелёт и подтверждался при приобретении билета. Предстоящий осмотр был уже третьим, контрольным и уточняющим.

                Он всегда избегал любого медицинского вмешательства в свой организм. Раньше оно ему просто не требовалось, а сейчас ещё и вызывало изумление перед сверхъестественным расхождением между очевидным возрастом и безупречной работой всех функциональных систем. Приходилось прибегать к паранормальным способностям, чтобы скрыться, а этого он тоже избегал.

                Хотя то, что предстояло, было не опасно. Осмотр проводился без участия персонала медицинскими роботами перед погружением в анабиоз и результат его был однобитный – «годен»/«негоден».

                Анабиоз был необходим в целях экономии места во внутреннем пространстве космолёта, горючего и в конечном итоге стоимости рейсов. Представить себе слоняющихся по кораблю в безделье в течение нескольких недель пассажиров было немыслимо. Их надо было бы кормить, развлекать, обеспечивать хотя бы минимальный комфорт. Это же не океанский лайнер, господа, а космический корабль! Он не на волнах плещется, а в бездне несётся, уворачиваясь от метеорных потоков и прячась от космической радиации.

                А в анабиозе дёшево и сердито – каждый посапывает в своей капсуле, сложенной в штабель с другими, и ничего ему не надо. Роботы за всем присмотрят и довезут в целости и сохранности. Гарантия полная. Исключая обстоятельства непреодолимой силы, например, конец света.

                Кстати, может быть они-то его и переживут. Только узнают ли об этом?

                Он знал, как пережить конец света и смог бы. Ему было знакомо состояние самадхи (сомати), он даже для эксперимента входил в него, чтобы убедиться в своих способностях. В нём наступает значительно более глубокое засыпание организма, чем при медитации с остановкой сердца и дыхания. В этом состоянии вся вода в организме, включая внутриклеточную, приобретает структуру кристалла, полностью прекращается обмен веществ, тело каменеет и становится невосприимчивым к внешним влияниям. Оно сохраняется бесконечно долго, как гранитный булыжник где-нибудь в почве, и по команде возвращается к активной жизни.

Только какой смысл сохранять тело после конца света? Зачем оно нужно и чем оно будет там заниматься?

#    #    #

                На Каллисто его ждали. Там всегда всех ждали. Так ждут близких, возвращающихся домой. Каллистяне жили большой дружной семьёй, как в старинных русских деревнях и провинциальных городках. Это напоминало ему песню из его молодости с щемящими словами: «…на нашу улицу в три дома, где всё просто и знакомо…», и ещё: «…где без спроса ходят в гости, где нет зависти и злости…».

                Его встречала миловидная женщина с копной каштановых волос. После всех восстанавливающих и тонизирующих процедур он чувствовал себя превосходно. К тому же общая располагающая атмосфера поднимала настроение.

                - С прибытием, Мастер. Как вы себя чувствуете? – это было вполне уместное обращение в данном контексте.

                - Лучше всех, дитя моё, - они открыто и весело рассмеялись его ответному обращению. Первыми словами устанавливался тёплый, искренний контакт. Здесь это было вполне обычным явлением. Как и должно быть в раю.

                - Можете звать меня Аней, если хотите. Как вам удобней.

                Неожиданное имя. Сейчас уже очень редкое. Прямо из его прошлой жизни.

                - Мне удобней Аннушкой.

                - Если не возражаете, я покажу вам, где вы будете жить. Можно проехать, а можно и дойти. Получите незабываемые впечатления.

                Она имела в виду пешую прогулку по наружному ландшафту с естественной силой притяжения.

                - Я – за впечатления.

                - Замечательно. Если что-то не будет получаться, я подстрахую. Обычно у всех всё сразу получается. Нам – туда, - она махнула рукой в направлении выхода.

                Они шли в огромном вращающемся эллипсоиде и, по мере приближения к оси вращения, искусственная сила тяжести сменялась естественной. Естественной была как раз искусственная, а своя, родная, могла сравниться только с невесомостью. Через просторный круглый выход они вышли в эдемский парк. Выплыли.

                Вот в этом месте у новичков отпадывали челюсти.

                Картина открывалась изумительная. На чёрном бархате неба сиял неправдоподобно огромный диск Юпитера, полосатый, клубящийся атмосферными циклонами. Он сразу притягивал взгляд и невозможно было оторваться от апельсино-лимонно-оранжевых узоров на его поверхности. Казалось, они шевелятся, плывут. Этот никем непридуманный, естественный, созданный природой эффект с успехом заменял отсутствующую здесь облачность. Тут и там в небе блестели пятнышки его спутников. Одно из них величаво проплывало на фоне Юпитера, оживляя всю картину. 

                Нашлось место и Солнышку над горизонтом, маленькому, но очень яркому. Напротив него, на другой стороне неба вокруг Юпитера можно было разглядеть и звёздочки, не очень яркие при солнечном свете.

                Но ещё волшебней было внизу. Сколько хватало глаз, раскинулся зелёный ландшафт, как на картинах Боба Росса. Передний план с деревьями, в основном пространстве зелёные луга, речушки, перелески, на заднем плане дремучий лес, холмы, за ними скалистые горы. Высокие, роскошные, трудноузнаваемые деревья тянулись в небо. Вдоль дорожек радовали глаз переливами нежных оттенков нескончаемые грядки цветов. Изумрудная трава густо укрывала поверхность до самого горизонта. Величавые лесистые холмы и ещё более величавые живописные горы за ними ограничивали сказочный пейзаж. Всё это великолепие отражалось в зеркальной глади водоёмов, разбросанных тут и там.

                Восторг от всей этой сказки многократно усиливался ощущением удивительной лёгкости во всём теле. Дорожки были прямые, ровные, и ходить он приспособился с первых шагов. Он и на Земле ходил осторожно всю жизнь, едва ступая упругой стопой. Близкие никак не могли привыкнуть к его бесшумному появлению где-нибудь за плечом и часто вздрагивали. Он и дышал бесшумно, даже взлетев по лестнице на шестой этаж, едва заметно учащал дыхание, а через десять секунд оно уже было в норме. К тому же он и свет не включал, если мог без него обойтись.

При его упругой походке каждый шаг здесь превращался в маленький полёт.

Трудно слабой человеческой фантазии придумать что-либо, более похожее на рай. Наверно именно таким представлялся он тем, кто что-то в этом понимал.

Со времени его прошлого посещения здесь многое изменилось, только небо и ощущение лёгкости остались прежними. Намного расширилась освоенная территория, добавились горы, деревья стали гигантскими. Это только явные, очевидные изменения.

- А вы почему ничего не спрашиваете? – Ане уже давно не терпелось услышать о его впечатлениях.

- Аннушка, милая, я бы рад спросить, да, понимаешь ли, я и так всё знаю. За свою долгую жизнь я всё перевидал, даже и здесь успел побывать.

- Да? И правда, жаль. Я так люблю рассказывать приезжим о нашем мире. Я его так люблю! В него невозможно не влюбиться! Ведь, правда? – слово «люблю», наверно, здесь было самым употребительным.

- А ты не слушай старика, ты рассказывай. Мне тоже будет интересно.

Аннушка с явным удовольствием начала рассказ, нет, не рассказ, а поэтическую элегию, симфонию. Он слушал и отмечал неизвестные ему новости.

Всё, что мог охватить глаз на этой территории, было результатом человеческой деятельности. Только горы были естественными, но и к ним изрядно была приложена человеческая рука. Весь огромный участок был защищён прозрачным эластичным самовосстанавливающимся куполом с экранирующим слоем. Поддерживало купол давление воздуха. При нарушении его целостности каким-нибудь случайным метеоритом – оставалась небольшая вероятность этого, повреждение в короткое время затягивалось само.

Экосистема включала в себя тщательно подобранные компоненты – ландшафт, растительность, водоёмы, животных и птиц. Экологический баланс строго контролировался автоматикой с искусственным интеллектом, который тоже контролировался группой специалистов. Всё было рассчитано и предусмотрено. Ресурсы – энергетическое топливо, вода и прочее были неограниченны. Уже разведанные на спутнике месторождения могли обеспечить беззаботную жизнь местного населения на тысячи лет, да ещё и на половину земного населения хватило бы. Но разведано было ещё далеко не всё.

Таких зон здесь было несколько. Кроме того, не меньшими темпами развивались экосистемы на Ганимеде и Европе и в последнее время на Ио. Аннушка уже успела побывать на двух первых, но не смогла пока попасть на Ио. Там многое не так, как на других спутниках. И по природным условиям, и по общественному устройству.

 Когда она думала и говорила о Ио, глубоко в мозгу в районе эпифиза Святой почувствовал холодок, вибрирующий и раздражающий. Какие-то её личные невысказываемые переживания были связаны с тем местом, то ли страх, то ли потеря.

- А какие здесь люди! - продолжала она.

Управляет всем Совет Патриархов, выслушивает все предложения. Высказаться может любой, попусту никто не выступает. Уважается мнение каждого, прежде всего потому, что каждый высказывает только такое мнение, которое уважает сам. Если кто-то в чём-то оказывается не прав, то всегда в открытом обсуждении он сам для себя это выясняет. Упрямство в заблуждениях очень непопулярно, считается дурным тоном, хотя тоже принималось бы окружающими как особенность характера, одна из граней личности.

Он, казалось, внимательно слушал, одобрительно кивая, но его правое полушарие вело свою параллельную активную работу, анализируя невысказанную информацию, скрытую в мыслях, чувствах и эмоциях, скрывающихся за словами Аннушки. Он уже считал все её мысли, знал всё, что знает она. И даже больше. Но ещё не всё.

По крайней мере он знал, что делать дальше.

#    #    #

Служебные дела много времени не отняли. Местный ответственный за сбор экологической информации оказался смышлёным парнем, понимающим всё с полуслова. Чем-то он напоминал земного соседа по экологическому району. Это было легко объяснимо. Все специалисты Системы обучались в её учебной сети, охватившей всю Землю, по одной чётко отработанной программе, осваивали одни и те же науки по одинаковой методике. Обучение было качественным, и к его окончанию они думали и действовали примерно одинаково, по крайней мере в профессиональных вопросах.

Местный спец практически всё уже сделал сам. Вместе они протестировали всю сеть, ввели константы, расставили приоритеты под местные условия. Он очень редко работал с кем-то в паре, но в данном случае это было необходимо. Ему нужен был тесный информационный контакт. В общении с коллегой он прояснил ситуацию и укрепился в решении – надо лететь на Ио, там – разгадка, или ключ к ней. В процессе отладки он по служебному каналу связался с руководством и согласовал вопрос по полёту на Ио. Общий канал связи был очень узким из-за космических расстояний, труднодоступным и дорогим и к тому же оф-лайновым. Слетать на Ио было просто, это был почти обычный дальний авиарейс. Не требовалось никакого противостояния планет и анабиоза. Только терпения на несколько часов. Ио крутилась вокруг Юпитера по очень короткой по космическим масштабам орбите и всегда была легко доступна.

Заказав билет на ближайший рейс, он отправился на прогулку, отдавшись своему вечному увлечению с молодых лет – пешему передвижению. На Земле вне помещений пешком ходили единицы, слишком уж удобным и доступным был транспорт. Тонус поддерживали в основном медицинскими средствами, а стрессы снимали у психотерапевтов или мирились с ними.

Пешие прогулки в условиях, близких к невесомости, вызывали совершенно непередаваемые ощущения, он мог их сравнить только со своими полётами во сне. Но это было другое. Гулять он предпочитал в горах. Так же, как на Земле он взлетал по лестнице на шестой этаж – он никогда не любил шагать со ступеньки на ступеньку, это было невыносимо медленно и скучно, а увидеть его никто не мог, по лестницам никто не ходил, их продолжали строить на случай пожара или для страховки – так и здесь он гигантскими прыжками преодолевал крутые склоны, взбираясь на вершины.

В детстве он почему-то очень любил лазить по горам, намного больше, чем это свойственно всем мальчишкам. Наверно это было из прошлой жизни, потому что в этой он родился в ровной, как поле для гольфа, тундре, с редкими и пологими холмами. В  летних поездках на юг он разыскивал в окрестностях крутые склоны повыше и самозабвенно полз по ним вверх. Бывал и в горах. Пещеры были пределом его детских горноисследовательских мечтаний.

С вершин гор открывались широкие пространства, неся ощущение безграничной свободы – самое желанное для него переживание в этой жизни. Близкий горизонт усиливал сказочность широкой панорамы. Казалось, если получше разбежаться гигантскими шагами, со всей силы оттолкнуться на краю обрыва, то можно пролететь над всем пространством внизу и долететь до горизонта.

Он вглядывался в мельчайшие подробности раскинувшегося под ним живописного ландшафта, сопоставлял реальную картину со схемой на экране своего коммуникатора, ориентировался и искал сооружения и природные объекты, находил и радовался этому, как в далёкие мальчишеские годы. Ему было хорошо в своём детстве. Он был счастлив, как в раю.

Здесь как-то не думалось о конце света. А он был намного ближе, чем казалось.

Визит в ад

Мир Ио на первый взгляд походил на каллистянский, но чем-то важным кардинально отличался. Юпитер был огромен. Он подавлял размерами, нависал над головой, над мыслями, над чувствами. Как на Земле в полнолуние у людей с неустойчивой психикой возникали проблемы, так и здесь творилось нечто подобное, но многократно умноженное. Какая-то мистика исходила от непрерывно меняющейся, живой картины на поверхности гиганта. Она притягивала взгляды, завораживала, казалось, если пристально всмотреться, то можно разглядеть нечто такое, что повлияет на всю жизнь. И всматривались, и высматривали. То какие-то явно разумные, осмысленные контуры проступали сквозь слои атмосферы, то Большое Красное Пятно подавало упорядоченные, кодированные сигналы. А вот и в самом деле что-то то круглое, то бесформенное выползало с края и ползло, ползло по поверхности неумолимо, через весь диск.

Зоркие и упрямые видели ещё больше – самые крупные фрагменты юпитерианского кольца и ближние малые спутники. Они вообще появлялись и двигались непредсказуемо.

Это была мистика, непрерывно, днём и ночью, давящая на психику. К тому же день и ночь были невообразимо перепутаны двумя светилами – Солнце тоже принимало посильное участие в жизни спутников.

Посёлок ещё больше усугублял тревожное ожидание неизвестности. Размером он был поменьше – на маленькой планетке, сплошь утыканной вулканами, было опасно занимать большую площадь. Вулканы были огромные, Земле такие и не снились за всю её историю. И они были живые. Постоянно происходила смена их поколений, одни умирали, гасли, другие рождались. В отдалении сквозь прозрачный купол тоже виднелось несколько курящихся вершин.

Даже если совсем закрыть глаза, невозможно было отделаться от ощущения чего-то неясного, надвигающегося, оно висело в воздухе. Это было не просто субъективное ощущение, а вполне осязаемый, тонкий, всепроникающий запах. Он вроде бы что-то напоминал, но что - вспомнить было невозможно. Кажущаяся лёгкость вспоминания – при каждом вдохе казалось – вот сейчас вспомню, в конце концов выматывала, сводила с ума, как и вид небосвода. Было вообще непонятно, откуда этот запах, ведь воздух был искусственным, его состав тщательно рассчитывали и скрупулёзно поддерживали.

 Но и это было не всё. Если бы удалось изолироваться от небосвода и запаха в закрытом абсолютно герметичном пространстве, оставался ещё один фактор беспокойства. Планетка была маленькая, в десятки раз легче Земли, а вулканы – огромные, в десятки раз больше земных. Планетка подрагивала.

#    #    #

На Ио не встречали. Другой коллектив, другие традиции, проблемы, обстоятельства. Другой мир и другая цивилизация. А скорей всего народу намного меньше и некогда тратить на это время, есть дела поважней. Своих забот и своей работы полно.

Он без особого труда сориентировался сам. Дошёл до корпуса обеспечения среды, эскалатор довёз его до лабораторного комплекса, а там уже нетрудно было найти сектор Системы. Ещё издалека увидел хорошо знакомый фирменный логотип, Разглядел у входа глазок опознавательной камеры и продемонстрировал ей радужку. Замок пискнул, разрешая войти

Внутри был полумрак. Слабо светились контрольные индикаторы, мелодичным колокольчиком тенькал какой-то отсчёт. Никого не видно.

Глаза понемногу привыкли к темноте и разглядели в дальнем углу слабое свечение голографического экрана и неясный силуэт напротив. Направился туда.

- А-а, а вот и старец явился. Святой старец Зосима. Добро пожаловать в нашу преисподнюю. Уже заждались. Сквозь стенку прошёл, али как? – всклокоченный, заросший тип в мягком вращающемся кресле крутанулся навстречу. В руке его была сигара, от неё шёл сизый дымок. Судя по всему, он был занят тем, что наслаждался ею. – А то уже сомневаться стали, не пролетите ли мимо. К нам не любят заезжать, больше одного раза не бывают. Это только мы, прóклятые, здесь поджариваемся. Снизу камни расплавленные, сверху Юпитер-батюшка излучениями жарит. Как в микроволновке с грилем. А лучше сказать, в пекле. В микроволновке серы нет, а тут – кругом она, и жидкая, и газовая. Всё провоняло тухлятиной. Поганый элемент. Не зря философский камень начинали получать с того, что серу изгоняли. Отсюда её бесполезно изгонять, во всех щелях, во всех порах она. А на обратной стороне - твёрдая. Там попрохладней будет. А тут везде – за сотню градусов. Всё не как у людей. У всех – подогревать нужно, а мы – охлаждаемся. А не то – поджаримся в два счёта. Да ты, старик, поди и сам её почувствовал, серу-то. Наши атмосферщики с первых дней бьются, ничего не могут сделать с этим ароматом серным. Да и не смогут, они ж не понимают ничего, – он посмотрел долго и пристально – Они ж не понимают того, что мы с тобой понимаем… - пауза. -  Хотя тебе-то что. Тебе всё нипочём. Ты как уйдёшь в свою отключку, так хоть в Прометей прыгай. Не забыл, что это? Али не знал? Это наш самый горячий прыщик. Фурункул. 1500 градусов в жерле – вон датчики показывают, – он кивнул на экран. – Ваши датчики. Твои датчики. Это же твоя Система… Я уже давно понял, что за всем этим кто-то стоит. Не может такая махина сама зародиться. И так развиться. Тут Дух нужен, - он опять посмотрел долго и внимательно. – А теперь вот удосужился, Хозяина увидел. Когда-то думал, что ты – гигант. Как вон тот батюшка наш, - он показал вверх. – Юпитер который. А ты вон какой. Совсем маленький. Хотя всё правильно. Кто тáм большой, – неопределённо покрутил кистью – тот здесь маленький. Униженные да возвысятся…

Тип замолчал. Ушёл в себя. Сигара тоненько тлела.

- Молчишь? - продолжил он после долгой паузы. – Молчи, молчи. Со мной можешь молчать. Я знаю, ты – молчун… Я всё знаю. Знать-то знаю, да сделать не могу. Не все такие, как… - он смерил взглядом. – как некоторые. Если б смог, может быть таким же, как ты стал бы. Тебе бы помогал. Ан нет, не дано. Я слабак, даже вот с этим сладить не могу, - он поднёс к глазам сигару. – С отравой этой… Мало знать Закон, его ещё исполнять надо. А для этого воля нужна. Железная. Не всем дано. Я сколько себя мучил, пока понял – не дорос ещё духом. Умом дорос, духом – нет. Оттого и мучаюсь… Может быть в другой жизни? Хотя всё уже, не будет другой. Я ж тоже чувствую… Да если б не знал, не чувствовал, легче бы было. Как другим вон, сколько их на Земле… Открой только глаза, и всё увидишь. Все уже поделены, праведники - в одну сторону, грешники – в другую. Пора точку ставить. Пора судить. Сто сорок четыре тысячи – в рай, остальных – сюда. Я вот заранее перебрался, пообвыкнуть чтобы,- он нервно засмеялся. – Здесь им самое место. Жирные, тупые, самодовольные, а хуже всего – наглые. Есть, пить, спать, жрать, больше им ничего не надо. Как только ты живёшь среди них? В жерле у Прометея, и то легче, признайся, – ответа он не ждал.

Всё было ясно и так. Сколько же мук перенёс он в этих размышлениях!? Его ад был у него внутри, всегда с ним. Его горе было от его ума. В великих знаниях великие печали.

- Считается, что всему виной пирилит, - продолжил он уже с другого конца. -. Если б не пирилит, давно бы прикрыли всю эту лавочку. Сначала любопытство разбирало, хотели посмотреть, что же это за ерундовина такая. Почему не знаем, почему у нас нету? А теперь вошли во вкус. Такое чудо, да само в руки пришло! Отсюда возить пока дешевле. Нет на Земле таких технологий. Может быть нанотехнологи что-нибудь когда-нибудь придумают, да только не скоро. Сейчас ещё слабó им. Сделай то, не знаю что. Тут пикотехнологии нужны. Они молекулы собирают-разбирают, а здесь на уровне атомов, даже ядер сборка нужна. А они как доберутся до ядер, так тут же опять Большой взрыв устроят. Вот он откуда конец света-то и придёт, - он заглянул «старцу Зосиме» в глаза. – Тебя наверно это интересовало? Ведь не за тем же ты сюда явился, чтобы показать мне, как твои железячки настраивать? Я, кстати, всё уже сделал, можешь не тратить время, галочку поставить и перед шефом отчитаться, - он помолчал, вспоминая, о чём говорил. – Да, а без пирилита, космического железа, уже не можем. Прогресс встанет, - снова помолчал. – А кому он нужен, этот прогресс? Больше прогресса – ближе конец. Ведь так, старик?.. Да и вообще, я бы на их месте на малых планетах поближе поискал. Здесь он в вулканах рождается, в естественных условиях. Похоже, такое сочетание малых гравитаций, высоких температур и давлений для этого нужно. На Меркурии, наверняка есть. На Марсе, пожалуй, тоже. А начал бы я с Луны, вот был бы сюрприз, если бы там под боком его нашли… А юмор-то в том, что дело вовсе и не в пирилите. Его людям подложили, чтобы они себе ещё несколько булыжников на дорогу в ад положили. Как там? – благими намерениями дорога в ад выложена? И заодно сам ад себе здесь построили. А мы и рады стараться. Всё время, особенно последнюю пару сотен лет все силы и весь разум прикладывали, чтобы как можно быстрее до пропасти добежать и в неё сигануть. Научно выражаясь, дойти до точки сингулярности на эволюционной асимптоте… Всё быстрее и быстрее. И так уже фундаментальная наука только что-нибудь откроет, тут же спешит рассказать, осчастливить человечество, прикладная наука уже тут как тут, технологию разработала, а на другой день корпорации уже придумали, как применить, какую новую кофемолку или чудо-кастрюлю наштамповать да всучить, и ещё больше нажиться. И всё – чтобы больше жрать и меньше руками да мозгами шевелить. Вот и получили десять миллиардов грешников на сто сорок четыре тысячи праведников… - он надолго замолчал, ушёл в себя, похоже, иссяк, выговорился. Наконец, поднял глаза, пристально посмотрел. – А вообще-то я тебе благодарен, старик. Я никогда никому так не открывался. Никто же ничего не понимает. Всё выговорил, и легче стало. Сейчас я верю, не всё потеряно. Тебя увидел, и поверил. Ничего, что ты молчал, это даже лучше. Если б говорил, я бы или сомневаться стал, или не понял бы. Кто вас знает, святых да пророков, как вы свои мудрые мысли убогими словами выражаете? А сейчас можешь исчезать, растворяться. Я всё сказал.

Вот он – момент, когда можно открыться. Он медленно всплыл и исчез в потолок.

- Спаси и сохрани людей, Святой, – донеслось снизу.

#    #    #

Возвращался он тем же планетобусом, обратным рейсом. Времени было достаточно для того, чтобы всё обдумать, проанализировать новую информацию и принять решение.

Итак, сингулярная точка. Сингулярная точка на эволюционной асимптоте. Когда он в школьные годы уяснил для себя физический смысл асимптотической зависимости массы, времени, длины тела и его энергии от скорости, она произвела на него впечатление. Это было из общей теории относительности Эйнштейна. Там был график, показывающий, как меняется масса, энергия, длина движущегося тела и время на нём с изменением скорости.  Они медленно росли и при скорости, очень близкой к световой, резко взмывали вверх. Масса и энергия тела стремились к бесконечности, время на нём замедлялось, длина сокращалась так, что оно становилось плоским. Точка перегиба асимптоты и была сингулярной точкой. Асимптота, очевидно, была основополагающей мировой зависимостью.

Сингулярная точка ассоциировалась у него с математической сингулярностью – бесконечно малой величиной, из которой, согласно официальной теории, в результате Большого взрыва произошла Вселенная. У него была своя теория, по которой в начале всех начал было первичное возмущение вакуума. Но это уже личное дело каждого. Кто во что верит, то для него и является реальностью. Каждый сам создаёт свой мир для себя. Его реальность, в которой он живёт, это его материализованные мысли.

Выходит, что земной разум в своей эволюции вплотную подошёл к сингулярной точке, за которой развитие науки, уже и так достигшее бешеных скоростей, ещё многократно ускорится и к чему это приведёт, знает только Бог. Святой не строил никаких иллюзий на свой счёт. Даже его совершенный разум, связанный с Мировым, воспринимающий информацию из космического банка данных, был бессилен.

Собственно речь шла о конкретных узких путях развития. Он не мог знать, на каком из этих бесчисленных направлений человечество быстрее всего похоронит себя, он только знал, что при нынешнем духовном несовершенстве это произойдёт непременно. Да, пожалуй, и не важно, каким способом. В условиях, при которых каждому будут доступны средства преобразования мира невероятной мощности, это может произойти в любом гараже или на любой кухне, не говоря уже об исследовательской лаборатории. И для этого даже не нужен злой умысел. Достаточно простого детского любопытства.

Или, как это тоже часто бывает, кто-то захочет помочь человечеству, ещё больше облегчить его судьбу, и ему покажется по недостатку знаний, что он придумал что-то такое, что никто ещё не смог придумать до него. В цепочке всех благих намерений рано или поздно придёт последнее, за которым – ад.

Но ведь вроде бы ещё рановато. Ещё минимум год, пусть даже немного меньше. Однако что-то где-то происходит, есть важная причина, по которой ему пришлось выйти из спячки и мотаться по космическому пространству.

Вставали вопросы. Почему ничего не показывает Система? Все опасные точки были под жёстким надёжным контролем. Этих точек было, конечно, много, но число их было далеко не бесконечным и технически вполне поддавалось контролю, несмотря на десятимиллиардное население и повсеместное проникновение человека во все среды. Всё земное население уже перемешалось, прежних рас не осталось, стала проявляться чёткая тенденция разделения на две расы – ширококостную, неандертальскую и более гармоничную, кроманьонскую. Здесь различия шли даже не из генетического уровня, а из высших тонкоматериальных миров.

Ещё более глубокое различие проявлялось в уровне интеллекта, воли, духовности. Человечество делилось на совершенных и несовершенных, на тех, кто всё придумывал и воплощал, и на тех, кто этим пользовался. На создателей и потребителей. На программистов и юзеров.

Создателей было несоизмеримо меньше, чем потребителей, на несколько порядков. Вот за ними и их деятельностью только и надо было наблюдать, что Система успешно делала.

И вообще в обществе, перенасыщенном информацией, невозможно было скрыться. Всё было на виду. В какой-то период это привело к полной бессмысленности войн. Даже самые драчливые и агрессивные в конце концов это поняли. Традиционные войны сменились экономическими, и это привело к расцвету промышленного шпионажа, а закончилось тем, что стало невозможно скрыть что-либо вообще. По крайней мере на Земле.

А можно ли где-то ещё? Например, на Марсе? Если хорошо подумать, то для этих целей из всех мест обитания лучше всего подходит Марс. Туда тоже распространились щупальца Системы, но там нет промышленного шпионажа с его изощрёнными всепроникающими средствами сбора информации. А Система, это всего лишь техническая сеть датчиков, коммутаторов, управляющих и обрабатывающих устройств. Если очень постараться, то в ней можно найти лазейки и вмешаться в её функционирование.

Надо тщательно, милю за милей просканировать Марс. Осваивали его стихийно, без всяких генеральных планов и проектов, так что руководствоваться нечем. Дополнительные сложности будет вносить то, что каждый «марсовладелец» осваивал свой участок, руководствуясь только своими личными целями и возможностями. Многие зарывались в недра, уходили под верхний слой, поближе к воде. Придётся применить сверхспособности.

Расслабиться, отключиться, выйти из тела и представить нужный образ. Что представить? Сначала сам Марс. Красный шарик в безграничном космосе. Он вовсе не красный, это стереотип. Только местами красноватый. Это от железа, точней, от его окислов, то есть ржавчины, её в марсианской почве действительно много. Надо подумать о Марсе вообще. Четвёртая планетка от Солнца. В два раза меньше и в десять раз легче Земли. Кратеры, вулканы. Да, самый большой в Солнечной системе вулкан почему-то оказался на Марсе. Это не то. Сезонные пыльные бури, сдувающие всё со средней полосы к экватору. Тоже не то. Пирамиды, сфинксы, лики Цидонии. И это не то. Всё это из области марсианских курьёзов, как марсианские каналы, о которых бредили двести лет, а потом мгновенно забыли. Всё не то, не то.

Надо что-то более конкретное, людей, к примеру. Надо настроиться на человеческие мысли, войти в ментальный план, попытаться пересечься с кем-нибудь. Чем мощнее вибрации, тем лучше, тем больше вероятность, что это тот, кто мне нужен.

Полностью отключить свои мысли. Расслабиться абсолютно. Я весь – локатор. Космический орбитальный сверхчувствительный зонд, направленный на Марс и улавливающий тончайшие возмущения его ментального пространства…

Вот оно. Всплывает образ. Большой голографический экран, на нём пространственное изображение чего-то очень знакомого. Сконцентрироваться, всмотреться. Это сложная молекулярная конструкция. Не полимер, сложнее. Не белковая, более упорядоченная. Похоже на вирус, но посложней. Это может быть только наноробот, нанобот, сто процентов! вот ходовые жгутики-реснички, вот манипуляторы, вот входные идентифицирующие камеры, цепочка синтезаторов, деструкторов-конструкторов, нанопроцессор. В области процессора происходят какие-то манипуляции, молекулы-транспортёры снуют туда-сюда, выхватывают блоки, подстыковывают другие.

Кто же это такой умный ворочает тут молекулы? В поле зрения попадают руки, пальцы танцуют по сенсорной панели. Переместиться, посмотреть в лицо умельцу. Ага, вот он! Знакомый профиль. Очень знакомый профиль. Где же я его видел? Кто же это?

Ба!!! Да никак это профессор Гражнецки!?

Ну, тогда всё ясно.

Гражнецки

Нанотехнологии могут всё. Любой вид человеческой деятельности можно усовершенствовать до работы с отдельными молекулами. Пионеры нанотехнологий рисовали радужные, захватывающие перспективы её возможностей, но они в своей буйной фантазии не могли предвидеть и малой доли могущества того джина, которого они выпускали на службу человечеству.

Джины послушные, они беспрекословно выполняют то, что им прикажут, такова их работа. И чтобы не попасть впросак, ими надо уметь управлять. Надо думать и любить. Любить человечество и окружающих. А то прикажешь такому джину вырыть яму соседу, он тут же выроет хорошую, глубокую пропасть, и по закону кармы ты же в неё и попадёшь.

Но люди пока несовершенны. То есть они совершенны для того, чтобы есть, пить, спать, дышать, худо-бедно растить детей, ходить на работу и делать там то, что скажут, но для нанотехнологий они не доросли, не доразвились.

Медицина, пищевая промышленность, разборка промышленных отходов и восстановление окружающей среды. Это далеко не весь список отраслей, куда проникли нанотехнологии, но именно этими ему пришлось заняться. И в последней из них он столкнулся с профессором Гражнецки. Талантливый, почти гениальный исследователь. Главным его недостатком была одержимость. Собственно не сама одержимость, а неспособность обуздать её или направить в нужное русло. Всеобщий недостаток – духовная недоразвитость.

Он не сомневался в закономерности того, что сразу вышел на Гражнецкого. Это подтверждало верность выбранного пути. Когда он действовал правильно, у него всё срасталось, получалось легко и быстро. Найдя профессора уже нетрудно было проникнуть в его память и получить недостающие ответы на оставшиеся вопросы.

Главное стало ясно сразу. Даже совсем не зная Гражнецкого, но, обладая минимальными знаниями в физиогномике уже по мефистофельскому блеску в глазах, по заворожённому выражению лица и взъерошенной растительности можно было понять, что здесь готовится что-то грандиозное, имеющее общечеловеческое значение и, скорей всего, негативное.

Святой его знал, и потому ему сразу всё стало ясно, кроме нескольких конкретных подробностей. Ситуация вырисовывалась следующая.

Гражнецки был страстно влюблён в науку, в исследование и познание нового, в поиски ответов на вопросы. Его становление как учёного совпало с бурным развитием нанотехнологий и это определило предмет его страсти на всю жизнь. Его можно было понять. Любой нормальный человек, имеющим естественное человеческое любопытство, не смог бы остаться равнодушным, если бы ему представилась возможность наблюдать тонкую работу молекулярных машин.

Большую роль в научной специализации Гражнецкого сыграло изучение им рибосомы – клеточной органеллы, синтезирующей белки. Часами он заворожённо наблюдал безукоризненно точные механические операции микроскопической фабрики, подробно изучил ход всех сложнейших процессов, их последовательность и взаимосвязь. Уже вначале исследований он полностью забыл о биологическом значении наблюдаемого им явления и рассматривал всё как чисто механическое устройство, как предприятие, состоящее из нескольких цехов, энергетической станции, транспортной службы, отдела считывания генетической информации и передачи её в цех сборки на главный конвейер, на котором подвозимые узлы (комплементарные аминокислотные остатки) пристыковывались к изготавливаемому изделию – молекуле РНК.

Вирусы при ближайшем рассмотрении тоже представляли из себя механические молекулярные машины, впрочем, более примитивные.

В своих первых наномеханизмах он очень широко использовал подсмотренные в рибосоме технические решения. На стадии экспериментов и по предварительным результатам успехи были несомненны. Наигравшись, после первых опытов, он стал думать о практическом применении.

Направление дальнейшей работы выбрало его само. Молодого учёного с его успехами заприметили и пригласили в солидную корпорацию. Его попросили заняться утилизацией отходов производства. Экологическая ситуация становилась всё хуже и хуже, несмотря на растущие расходы на сохранение окружающей среды. Законы были жёсткие, обойти их было невозможно, и корпорация теряла на этом огромные средства. Перенос борьбы за чистоту среды на молекулярный уровень требовал первоначальных вложений, но зато потом пошёл бы самотёком, не требуя практически никаких затрат.

Однако не всё было так гладко, как хотелось бы. У нанотехнологий были противники, как оно всегда бывает на переднем фронте. Теоретической базой их были опрометчиво рассказанные широкой публике отцами-создателями этой технологии страшные сказки про «серую слизь», в которую якобы превратится всё живое на Земле, если наноботы-утилизаторы выйдут из под контроля, про ужасы неправильного применения этих технологий в медицине и про возможности нано-оружия, если оно будет создано.

Основание для этих страхов, конечно, было, как и для страхов вообще. Это основание – несовершенство человеческого общества и духовное несовершенство человека. Движение было довольно мощным, полностью игнорировать его было нельзя. Во главе стояли закалённые в борьбе активисты – защитники народов, те самые, которые посвятили жизнь борьбе, воюя то с угнетателями, то за защиту окружающей среды, то против глобализма, неважно против чего или за кого, лишь бы пошуметь, поскандалить, поругаться да побить витрины.

Но применение нанотехнологий сулило огромные барыши, и этому уже никто не мог противостоять. Гражнецки, обеспеченный всем необходимым, самозабвенно взялся за дело. Чем заниматься – утилизацией, медициной, синтезом пищевых белков или чего-то ещё, ему было совершенно безразлично. Он взялся за всё сразу, он начал конструировать универсального нанобота, который мог бы выполнять любые задания, введённые в его мозг – нанопроцессор. Это была его ошибка.

До универсального нанобота человечество ещё не доросло. Становилась явью угроза «серой слизи», и не только. Святому пришлось вмешаться.

Гражнецки дошёл уже до стадии завершения, готов был демонстрировать первые результаты, оставалось только устранить влияние каких-то посторонних молекулярных сил и связей. В чистых лабораторных условиях это влияние было едва ощутимым, но в условиях реальной среды оно серьёзно нарушало течение процесса.

Он очень долго бился за своё детище, пытаясь поставить его на ноги. Перекопал горы информации, но нигде, ни в какой теории не находил ни описания, ни малейших ссылок на эти силы и связи. Тогда он начал догадываться. Объяснить конкретно, что происходит, он, конечно, не мог. Но для себя сделал вывод, что его работу блокируют какие-то могущественные посторонние силы.

Ума он был недюжинного и интуитивно связал эти силы с вездесущей Системой. Он понял, что надо спрятаться от Системы. На Земле это было невозможно. Логическая цепь размышлений привела к Марсу, как к единственному месту, где можно скрыться не только от Системы, но и от промышленного шпионажа и от всех других мешающих факторов. Дело было в том, что на частных участках Марса за состояние периферийного оборудования отвечал владелец участка. Своих людей Система там не держала. Получив управление в свои руки можно было выйти из под колпака Системы, каким-нибудь образом подменить снимаемую там информацию. Это был уже вопрос техники.

Свои соображения он изложил Совету директоров корпорации, особо упирая на промышленный шпионаж. Это была слабая струнка всех крупных бизнесменов, их в бизнес-университетах традиционно учили тому, что если бы кому-то удалось скрыться от промышленного шпионажа, то это само по себе давало большое преимущество.

Директора решились на дополнительные немалые расходы, предчувствуя сверхприбыли.

Вот так Гражнецки оказался на Марсе.

#    #    #

Святой размышлял: Ведь это явно не последняя угроза, которая приведёт к Концу и с которой невозможно сладить. Я ведь могу и на этот раз предотвратить катастрофу. Явно не тот масштаб. Мелко плавает. Такое уже проходили. Как предотвратить – вопрос даже не техники, а этики. Жаль профессора, столько сил, ума, времени и нервов положил он на это дело. Он не переживёт ещё одну неудачу, это будет для него личной катастрофой. В конце концов, может ли он один отвечать за несовершенство человечества?

Ну ладно, пусть потешится, пусть получит моральное удовлетворение, пусть даже получит положительные результаты. Но на Марсе. На Землю они не распространятся, на Земле свои законы, и опять начнутся те же проблемы. Но, скорей всего, до этого уже не дойдёт.

В райском посёлке в ожидании рейса на Землю он с удовольствием предавался активному отдыху – прыгал по горам, плавал в чистейших водоёмах с морской водой. Местная вода тоже была солёной, только добывать её приходилось из многокилометровых скважин. Плавать было непривычно легко, вода выталкивала невесомое тело, можно было даже немного пробежать по её поверхности. Брызги собирались в крупные капли, взлетали высоко и медленно падали.

Ждать долго не пришлось. В период благоприятного противостояния планет рейсы были частыми, и скоро он, тепло попрощавшись со всем персоналом, улетел домой.

Дома его ждал приятный сюрприз.

Том + Ани

Таксоид высадил его у калитки и тут же улетел.

Особнячок его прислонился к скале на холме, с краю посёлка. Весь второй этаж охватывала галерея на три стороны. С севера прикрывала скала, она защищала жилище от холодных сезонных ветров.

С галереи открывалась великолепная панорама. На восточной стороне у подножия холма раскинулся посёлок, весь, как на ладони. Тихий, провинциальный, без высоких сооружений и шумных производств населённый пункт в предгорьях Альп. С юга холм охватывала скоростная магистраль, оставшаяся со времён наземного транспорта. По давно заведённому укладу она содержалась в порядке и активно использовалась любителями фитнеса. За ней ступеньками расположились лесистые холмы, перераставшие в горные хребты. Далеко за всем этим вздымались заснеженные  вершины, среди них были и альпийские четырёхтысячники.

Самое чудесное зрелище открывалось на запад. Небольшой участок с бассейном переходил в пологий склон, склон круто спускался вниз и кончался высоким обрывом. А там далеко внизу раскинулась широкая долина с маленькой деревенькой, пастбищами, миниатюрными фруктовыми садиками, виноградниками и полями на склонах. С северной стороны с высокого водопада падала речка. Отшумев на нём, она тихо текла среди лугов и зарослей через всю долину. За деревенькой стояла водяная меленка.

Это было что-то вроде музея натурального хозяйствования, впрочем, исправно функционировало и полностью использовалось. Были там и овечки-козочки, в летний сезон они паслись на склонах и оживляли эту сказку. Вид этот особенно радовал душу с восходом солнца во время утреннего кофе на галерее.

Всё это великолепие как-то постепенно возникло само, после того, как он здесь поселился, никаких специальных мер к этому он не предпринимал. Очевидно, внутреннее совершенство само по себе гармонизирует окружающее пространство, очищает его от физической и нравственной грязи, как из остывающего расплава при кристаллизации вытесняются все инородные включения и примеси. Вероятно по этой же причине среди окружающих его людей не было плохих. Его защитное поле мягко, но настойчиво отторгало отрицательные энергии.

Когда-то очень давно, получив, наконец, относительную свободу от житейских долгов и обязанностей, он поселился на берегу большого альпийского озера Бодензее. (До этого он жил в земле Sachsen ещё с семьёй и там родилась его внучка). Была у него с детства такая мечта – тихая жизнь в домике у горного озера. Осуществилась она уже в немолодые годы, когда он только вступил на путь к совершенству, но уже целеустремлённо и уверенно продвигался вперёд и вверх. Надо было потешить ещё теплившуюся материальность души. Он называл это по-другому – приобретение ещё одной грани жизненного опыта. Наверно была такая потребность. Но вскоре он понял, что и это было всего лишь данью мирской суете и ничего не прибавляло к духовности и совершенству. С облегчением отказался от всего и, поставив где-то в своём астральном реестре птичку, снизил меру своей земной суеты.

Но и во всех других местах, в которых ему впоследствии приходилось жить, со временем устанавливалась всеобъемлющая гармония. Таков закон бытия – каждый сам создаёт свой мир, в котором живёт.

#    #    #

Все последние события, в том числе и тонизирующие процедуры при выводе из анабиоза, сыграли свою благотворную роль. Он опять был на подъёме. К нему вернулись острота мысли и чувств, он с прежней силой улавливал тончайшие вибрации высших планов. Дома всё его сознание охватила необъяснимая тёплая волна, поднимающая настроение и окрыляющая душу. Пока он не знал, откуда это, но не сомневался, что скоро всё объяснится.

Поднялся наверх, принял освежающий душ, переоделся и вышел на галерею размяться. Солнце взошло недавно и расточало ясную прелесть утренней свежести на весь мир.

На лужайке, недалеко от бассейна, стояла розовая палатка. Он спустился, вышел на участок и осторожно заглянул внутрь. Там спали двое. Это была совсем юная пара. Прелестное девичье лицо в обрамлении светлых вьющихся волос светилось лёгкой улыбкой. Рядом посапывал темноволосый юноша с таким же блаженным выражением лица. Их сознания были абсолютно открыты, потребовалась лишь лёгкая концентрация, чтобы войти в них.

Ей снился он, ему снилась она. Даже во сне они не могли расстаться. В высших мирах они стали одним телом. Волна их неземной любви накрыла всё окружающее пространство.

Так вот оно что! Ну что ж, поблагодарим судьбу за этот подарок и обыграем всё, как положено.

Всё было ясно – и все их чувства и их появление здесь. Сила любви толкала их на поиски ещё большей гармонии, они ушли в мир и, побродив немного, набрели на божественно прекрасный уголок. Заворожённые восхитительной панорамой, они остановились здесь. Отсутствие хозяев полностью отвечало их стремлению уединиться и давало полную свободу.

Он вернулся в дом, заказал роскошный завтрак и цветы. Пока заваривался ароматный кофе, транспортный робот-разносчик доставил заказ и оставил его на специальной подставке у дверей, просигналил, и тут же улетел обратно. Он выставил всё на столик, выкатил его не лужайку, поближе к палатке, расставил кресла и раскинулся в одном из них в ожидании с чашечкой кофе.

Против восхитительного аромата утреннего кофе устоять было невозможно. Палатка зашевелилась, послышался шёпот. Из-за полога показались золотые кудряшки.

- Молодые люди, подходите, ваш кофе остывает.

Девушка смущённо стояла у палатки.

- Простите, мы тут у вас расположились без спроса.

- Всё прощу, если вы позавтракаете со мной. Вытаскивайте вашего спутника. Я уже разливаю.

Они, переминаясь, подошли.

- Нам так неудобно, но тут никого не было и нам не у кого было спросить.

- Давайте сразу договоримся, - он улыбнулся широкой располагающей улыбкой. – Я искренне рад таким гостям и ещё больше обрадуюсь, если вы будете чувствовать себя как дома. Я тут один, мешать вам не буду, а вы, может быть, скрасите моё одиночество. Я не назойливый, хоть и старый. Оставайтесь здесь, сколько хотите, чем дольше, тем лучше.

- Ой, спасибо. У вас тут так здорово, так красиво! Мы прямо обалдели. Нигде ещё такой красоты не видели, - девушка присела к столу. – Том, иди, садись, видишь, дедушка добрый.

- Да, да, Том, подходи, присаживайся, дедушка добрый, - он рассмеялся. – Помогите мне со всем этим разделаться. Я тут набрал всякого, а мне много не надо.

Девушка взяла чашечку,

- Спасибо. Ой, какие цветы красивые! Вы прямо волшебник какой-то. У вас всё такое красивое. Как в сказке.

- Вы сами как из сказки. Вот две сказки и встретились.

Том, в отличие от подруги, всё ещё чувствовал себя скованно. Что ж, это нормально. Парень, судя по всему, основательный. Ей проще, она чувствует себя за ним как за каменной стеной. Ей бояться нечего, она в надёжном тылу.

Глядя на них двоих, он безоговорочно был согласен любить и защищать всё человечество в целом и каждого человека в отдельности.

- Том, - обратился он к парню, не столько по необходимости, сколько для того, чтобы вовлечь его в процесс общения. – Я думаю, вам надо переселиться под крышу. Утренняя роса в это время – коварная штука. Ваша спутница такая хрупкая, может простудиться. У меня места много, на всех хватит.

Самый надёжный путь отвлечь его от смущения и придать уверенности, это – напомнить об ответственности.

Они переглянулись.

- У нас вообще-то хорошие спальные капсулы есть. С активным подогревом, - вступил Том в разговор. Я уже не первый раз так путешествую, кой-какой опыт есть.

- Ну, если ты опытный турист, то я спокоен. Тогда ты понимаешь, что неразумно спать на земле, имея рядом комфортабельные спальные места.

- И правда, Томчик, я уже все бока отлежала.

- Да нет, разве я против? Это вполне разумно. Мы, конечно, воспользуемся вашим приглашением.

- Да, вот именно так, я вас приглашаю. Душ внизу. Наверху, если пожелаете, ещё и ванна. А вот бассейн, - он кивнул в сторону водоёма. – Можете плескаться когда и сколько хотите. А сейчас давайте позавтракаем.

Будто дождавшись приглашения, с дерева спорхнула пичужка и запрыгала по столу в поисках крошек. Он протянул ей ладонь, она – скок-скок, заскочила, и начала деловито склёвывать бисквитные крошки.

- Ани, золотце, зачерпни водички, - протянул пустую чашечку.

Ани зачерпнула в бассейне, подала. Он налил в блюдечко. Пичужка запрыгнула и принялась пить, запрокидывая голову с коротким клювиком.

- Они под крышей живут. Я из-за них только и пью чай. Или на галерее, или тут, внизу. Без них было бы не интересно.

Ани накрошила на ладонь булочных крошек и осторожно протянула её. Птичка отпрыгнула в сторону, потом боком-боком подскочила, готовая в любой момент упорхнуть. Не почуяв никаких враждебных намерений, запрыгнула и принялась склёвывать. Ани зажмурила глаза, еле сдерживаясь, чтобы не отдёрнуть руку. Было щекотно и непривычно. Склевав всё, пичуга попрыгала ещё чуть-чуть и без предупреждения и церемоний оттолкнулась острыми коготками и вспорхнула на дерево. Устроившись на верхушке, она засверещала свою незамысловатую трель.

Сейчас, когда молодые освоились и перестали стесняться, к ним вернулась естественность их отношений. Как-то незаметно их кресла сдвинулись вплотную, они заботливо и с безграничной любовью ухаживали друг за другом, что-то предлагали, стряхивали крошки, поправляли волосы. Они были половинками одного целого, отражением друг друга, взаимным дополнением и комплементарной парой.

Чтобы так любить, необходим талант. Они были необычайно талантливы. Очень многие люди считают любовью только её физиологическую сторону. Большинство же, хоть и прибавляют к этому ещё и что-то духовное, всё же любят в первую очередь для себя. Настоящая любовь, это когда любишь не для себя, а для того, кого любишь. Все мысли и помыслы, все движения души направлены на то, чтобы обогреть, защитить, доставить радость и счастье, устроить рай на земле любимому человеку. На такую любовь способны очень немногие. И совсем мала вероятность встречи и сближения двух таких талантливых людей.

Такая любовь – бесценный подарок судьбы. Она даётся, наверное, только избранным, отмеченным где-то в небесной канцелярии за праведные жизни. Быть свидетелем её – тоже большая удача. Кто кого должен благодарить – ещё вопрос.

Глядя на них, он переживал жизненный опыт, которого не было у него. Они окончательно освоились, и весь мир вокруг перестал для них существовать. Она была его миром, он – её.

- Я вас оставляю, ребята, простите. У меня тут дела накопились, пока я летал, - он допил последний глоточек и поставил чашечку на стол. – Чувствуйте себя свободно. Если что понадобится, я наверху.

- Спасибо вам за всё.

- Спасибо за завтрак, - конкретизировал Том. – И за гостеприимство.

- Ну, за это можно не благодарить. Вам спасибо, с вами мне не будет так одиноко, – и добавил, вставая. – Можете всё оставить, я уберу.

#    #    #

Дел, действительно, накопилось немало. Он завершил утренние процедуры, размялся на галерее и расположился в своём рабочем уголке перед большим объёмным экраном.

Сначала просмотреть почту. Много рекламы. Очень красиво, но не нужно. Сейчас она его не интересовала. Пара писем от Системы. Он быстро и немногословно ответил на те, что требовали ответа, и заодно отправил отчёт по «командировке». Личные письма пробежал глазами, одно пока отложил. Писали ему мало. Наверно те, кто мог бы ему написать, знали, что сейчас здесь его нет. Впрочем, таких было немного. Личных контактов он уже давно ни с кем не поддерживал. Близких не осталось, а их потомкам лучше не знать о своём стопятидесятишестилетнем прародителе. Так всем спокойней. Случайных писем тоже не было.

Теперь посмотрим новости. Много печальных новостей, почти все на климатические темы. Где-то опять небывалая жара, зато по другую сторону экватора, напротив, жуткие морозы и снегопады. От антарктического ледяного массива в Море Росса откололся ещё один гигантский айсберг, подняв уровень Мирового океана на 20 сантиметров. Голландию продолжает затапливать, там уже и так все давно живут высоко над водой и все голландские овощи-фрукты растут на гидропонике. Венеция 22-го века. Венеция, кстати, давно под водой. Впрочем, её покинули ещё до того, как она скрылась, слишком тяжёлые там стали условия.

Под воду уходят все побережья, про северо-запад центральной Европы просто больше говорят. Это предсказывали давно, обещали всякие ужасы, а на деле оказалось вовсе не так страшно, потому что происходит всё это очень медленно, по мере таяния антарктического ледяного панциря. Все успевают приспособиться. В той же Голландии родились и достигли совершенства новые методы застройки на шельфе. Ну не хотят люди уходить с обжитых мест, хотя что это за жизнь?

Антарктида становится исчезающим материком. Она, конечно, не исчезнет совсем, там уже проступает довольно разнообразный рельеф, есть и горы. Но жить там никто не хочет. Слишком сильная солнечная радиация, и она продолжает расти. Люди, может быть, и приспособились бы, человек ко всему привыкает, а вот тонкая электроника частенько отказывает.

На фоне других катаклизмов затопление прибрежной полоски никто и не замечает. Редкая неделя проходит без какого-нибудь серьёзного природного бедствия, причём частенько там, где оно вроде бы не должно было случиться. Землетрясения, извержения, тайфуны, цунами, наводнения, смерчи – всё это обрушилось на Землю в последнюю сотню лет с невиданной раньше силой.

Вот свежее сообщение – Сибирь трясёт. Средне-сибирское плоскогорье уже не первый раз испытывает мощные землетрясения. Когда-то они бушевали на Алтае, потом стали сдвигаться на север, и вот докатились до центра Сибири.

Эта территория заселялась уже в последнем столетии с юга, с территории бывшего Китая и японских островов. Это был народ, искушённый в борьбе с землетрясениями. По привычке строили с учётом сейсмологии, и, тем не менее, и здесь их достали те же неприятности. Новостной видеоряд в подробностях воспроизвёл несколько сюжетов недавнего землетрясения и его последствия. Качающиеся небоскрёбы, падающая в офисах мебель, объятые ужасом люди, не знающие, куда бежать.

И несколько подобных сообщений с других концов Земли. Наводнения на средней Амазонке и в Индии, извержения на Филиппинах и на Камчатке, цунами на Хоккайдо, засуха в Австралии. Всё это за последние несколько дней его отсутствия.

Он хорошо помнил, какими были новости в его молодости. Тогда больше говорили о политике. Сейчас тоже, случалось, но это была мелкомасштабная, местечковая политика. Да и политикой это уже трудно было назвать. В отсутствии государств какая может быть политика?

Государства отмирали постепенно, государственные институты отчаянно сопротивлялись, но процесс этот был настолько закономерен, что никакими силами невозможно было противостоять. В эпоху абсолютно свободного хождения информации и полной её открытости, а затем и доступности быстрого, свободного и недорогого перемещения в любую точку планеты на современных видах транспорта, все атрибуты государства теряли всякий смысл.

Энергии у всех было в избытке, её научились эффективно получать непосредственно от солнца. Природные ресурсы утратили всякое значение, можно было синтезировать всё, что угодно. Отпали все поводы и причины конфликтов. Звёздных войн, долго и настойчиво предсказываемых фантастами, в обозримом будущем не предвиделось. Вооружённые силы стали не нужны.

Какая уж тут политика?

Государств не стало, семейные и родовые связи на большей территории ослабли ещё раньше, людей в большие или малые группы собирали только интересы, если они были. Работа на одном предприятии или фирме, учёба в одной системе, общее увлечение каким-то делом, ну и подобные вещи.

Но человек оставался человеком со всеми присущими ему недостатками. В то время, как очень малая часть человечества совершенствовалась, остальные топтались на месте или даже деградировали. Поэтому большие блоки новостей были отданы сплетням, светской жизни популярных личностей, рекламе. Очень много сообщений было из мира шоу-бизнеса, это была самая мощная индустрия, намного мощней любой другой. Но эти и подобные им новости его уже не интересовали.

После новостей он перешёл к своей непосредственной работе – к Системе. Быстро просмотрел состояние дел на своём участке. Последовательно изучил данные по районам катастроф, случившихся в его отсутствие. Иногда он вмешивался и в особо тяжёлых случаях помогал, насколько мог.

Осталась самая трудоёмкая и долгая процедура – сканирование данных по всей Системе в целом. Он делал это в три этапа. На первом этапе пробегал по всей базе на предмет выявления сверхнормативных и аварийных отклонений по каким-либо параметрам. Все их отмечал. На втором проходе просматривал уже только эти участки и отсеивал те, которые не угрожали концом света или глобальными катастрофами и не вызывали каких-то сомнений и предчувствий. Третий этап был главным и самым ответственным. Ради него и была создана Система.

На нём он с предельной тщательностью анализировал все оставшиеся случаи, каждый в отдельности. Подключал интуицию, рассматривал ситуацию со всех сторон, выяснял причины и возможные последствия. Иногда приходилось пользоваться и сверхспособностями.

Эта работа могла занимать и весь день, и сутки, и много больше.

Бывало, так он и сидел за работой день, сутки, а то и несколько. Он не уставал. Неотлагаемых потребностей ни в еде, ни в питье, ни в сне и никаких других у него не было, кроме одной – найти истину. Её он и удовлетворял.

Но сейчас он был не один. Краем глаза он посматривал за гостями. Весь участок, склон холма и всю панораму он видел за экраном. Прошло уже довольно много времени, день склонялся к вечеру. Парочка беззаботно бегала по участку, плескалась в бассейне. Том нырял с тумбы и проплывал под водой до противоположного бортика. Похоже, он был отличным пловцом. Они плавали на перегонки, и он изо всех сил пытался не обгонять её так, чтобы она не догадалась о его притворстве, а она смеялась и брызгала на него водой. Он звал её Анѝ с ударением на и.

Ещё они сидели на склоне над обрывом и любовались живописной картиной внизу, стадом барашек и игрой детей. Прибегала маленькая косуля с крошечным косулёнком. Пока она деловито утоляла жажду из бассейна, он бегал вокруг парочки, выпрашивал что-нибудь вкусненькое. Видимо не первый раз они забегали сюда. Ани сбегала в дом, принесла покрошенную булочку с орешками. Покормила малыша с руки. Мама-косулиха, напившись, стояла в стороне, ожидая. Потом так же деловито подбежала, схватила остатки булочки влажными губами, ещё и облизнула ладонь шершавым языком, и так же внезапно убежала.

Пробегало семейство ёжиков.

Молодые куда-то уходили надолго, наверно гуляли по окрестностям.

У них тоже не было потребностей кроме одной – быть рядом.

Он то знал со своим безграничным космическим объёмом знаний, что в самой глубине, основе здесь работает тот же закон, следуя которому, и электрон с позитроном танцуют по одним орбитам друг вокруг друга и, в конце концов, аннигилируют, рождая квант энергии. Ещё он знал, что человек – это Вселенная, и приравнивать его к электрону по человеческим законам нельзя.

Сейчас они опять сидели на краю обрыва. Но что-то уже было не так. Он смотрел перед собой, её рука лежала на его плече и она смотрела на его профиль. Будто утешала в чём-то или поддерживала.

Надо выяснить, что случилось. Кажется, нужна помощь. Прокрутить время назад, вспомнить момент, после которого они притихли. Что вообще могло произойти? Появилась новая информация. Не изнутри, друг о друге они всё знают, а чего не знают, то чувствуют. Информация внешняя, из внешнего мира. Да, действительно, было такое событие – Том с кем-то общался по своему коммуникатору довольно долго. Что-то где-то случилось и ему надо там быть.

Надо помочь, кстати, пора бы и перерыв сделать. Он спустился вниз, вышел, беззвучно подошёл к ним, присел рядом.

- Что-то случилось, Том?

Пока Том подбирал слова, Ани, взглянув не него, сказала:

- Томиной бабушке плохо. Она очень старенькая. Ей уже больше ста лет.

- Прабабушке, - поправил Том. – Она никогда не болела. Всю жизнь на ногах. Всегда говорила, я сто лет проживу. Вот и прожила. Сама себе срок установила. А сейчас срок вышел… Просто срок вышел.

Они помолчали.

- Она Тома очень любила, - добавила Ани. – Очень.

Он уже всё понял и знал, что делать. Прежде, чем услышать слова, он ощущал мысли. Слова только выражали мысли, или пытались скрыть их, если человек лгал.

- У меня есть на чём добраться, если это не очень далеко, не за океаном. Внизу в гараже полутораместный магнитор стоит.

- Да, мне бы очень хотелось ещё повидаться, - Том стряхнул оцепенение. – Хотя бы раз поговорить.

- Ну, вот и слетай. Можете и вдвоём, если это уместно. Вы поместитесь.

Они опять переглянулись.

Было видно, что Том хочет что-то сказать, но раздумывает. Все всё понимали.

- Я подожду, не переживай. Что со мной случиться? Я же не одна буду.

Есть любовь. Есть долг. Что важней? Любовь, это тоже долг. Всё важно. Надо совмещать. Надо ехать.

- Это в Саксонии.

Саксония близко, километров пятьсот. Он там жил когда-то. Ещё до Бодензее. Пара часов, и там.

- Это совсем близко, за пару часов можно добраться. Так что ничего страшного, слетай, мы подождём. Не беспокойся.

- Томчик, я тут подожду. Там не до меня будет. Тебе надо лететь.

- Решайте, я пойду, подготовлю, - надо было оставить их одних.

Любовь, это не только мёд и сахар, она предполагает горечь разлук.

Они решили. А чего решать, всё очень просто – сел, полетел. Делать ничего не надо, только адрес ввести, магнитор сам всё сделает. Ещё засветло будет на месте. Там пообщается, попрощается. Судя по всему, старушка – человек мудрый. Всё знает и понимает, всё сделает правильно. Утром он уже будет здесь, а может быть и раньше. Магнитору ведь всё едино, день или ночь. А поспать можно и в пути.

Они подошли к взлётному пятачку.

- Ну, пока, мышонок, - Том обнял её. – Не скучай без меня.

Она, закрыв глаза, прижалась щекой к его груди.

- Я только чуть-чуть, можно?

- Дети мои, вы будто на век прощаетесь. Не успеет она поскучать. Мы и моргнуть не успеем, как он вернётся.

Том решительно перешагнул борт и разместился внутри тора.

- Привет бабулечке и поцелуй её от меня. И всем другим тоже, - Ани покачала ладошкой.

- Да, так и скажу. Привет тебе от золотой мышки, бабуля. Том оглядел пульт. - Надеюсь, тут никаких премудростей нет. Всё, как обычно?

- Да, всё уже готово. Только адрес введёшь. Обратный маршрут уже введён, - и захлопнул колпак.

Том пробежал пальцами по панели, вводя адрес, посмотрел в их сторону, помахал растопыренной ладонью, нажал «Подъём» и взмыл. Тор сделал виток, облетая скалу, вышел на прямую и стремительно умчался на северо-восток.

Глазки Ани стали влажными, но она удержалась от слёз.

- Ну, пойдём, чайку попьём, а потом я тебе одно место покажу. Тебе там понравится, - он заказал лёгкий ужин у коммуникатора и пошёл ставить чай.

Через несколько минут они уже сидели на галерее и под лучами вечернего солнца пили чай. Ани была молчалива. Как ведёт себя южный полюс магнита, лишившись северного? А никак не ведёт, потому что такого не бывает. В этой неопределённой ситуации она будто лишилась внутреннего стержня, который определял всю её личность.

Он уже не чувствовал той тёплой волны, которая охватывала всё пространство, когда они были вместе. Без другого полюса не стало ни магнита, ни магнитного поля.

Дождавшись, когда Ани допьёт чай, он сказал:

- Пойдём, покажу, где мы будем его ждать.

Они поднялись на ровную площадку крыши и подошли к нависающей скале. Только отсюда были видны неровности, выступы и выбоины, по которым можно было добраться до вершины. Для облегчения подъёма и страховки над каждой «ступенькой» в скалу были вбиты крюки и поручни. Человек средней тренированности мог без особого труда взобраться наверх.

- Помочь или сама справишься?

- Я сама попробую. Вы только покажите, как, куда наступать и за что держаться.

- Ну, это само собой.

Он полез вперёд, постоянно оборачиваясь и показывая каждый выступ. Через несколько минут они уже были на вершине. Там можно было довольно удобно устроиться с обзором на все четыре стороны. Разложил на местах для сиденья прихваченные одеяла.

- Вот тут и подождём. Можно и укрыться, и согреться. Одеяла с подогревом, никакой холод не страшен.

Ани огляделась по сторонам.

- Тут ещё лучше, чем внизу.

Это была правда. Солнце склонилось на запад к горным вершинам. Тень от скалы протянулась до самых гор. Их собственные тени уже невозможно было разглядеть в невероятной дали. На три стороны света горизонт закрывали горы, на север тянулись лесистые холмы и долины. Несколько зеркальных озёр отражали чистое голубое небо. Окна в игрушечных домиках посёлка начинали светиться огнями. В долине копошились вечно играющие дети.

Ани заворожённо оглядывала волшебные ландшафты.

- С ума сойти от такой красоты, - восхищённо произнесла она после долгого молчания.

Она ожила. Гармония, охватывавшая всё необъятное пространство, вызвала в ней ответные вибрации души.

- Наверно это и есть то место, которое искал Том, - тихо продолжала она. – Мы с ним уже давно ходим, ищем. Он мне много рассказывал про тихую жизнь в домике у горного озера. Мы даже пожили в таком домике, только недолго. Там было очень большое озеро, слишком большое. Даже не поймёшь, озеро или море. Но это было не то, о чём он мечтал. Оно должно быть маленьким, чистым, не очень глубоким. Или просто бассейн, как у вас.

Он уже знал, что большое озеро, о котором говорит Ани, это Бодензее. Они искали то же, что и он и прошли его путём.

Так они долго сидели и молчали каждый о своём. Стрекотали светлячки. Брачный период у них закончился и они не светились.

Стали появляться звёзды. Сначала самые яркие.

- Видишь вон ту звёздочку? – он показал на Вегу. Она кивнула. – И вон ещё одну ниже? – Альтаир мерцал над горизонтом. – Там, под ней, сейчас наш Том.

- А вон Медведица, - продолжила она. - Только её ещё плохо видно. А там вон Малая Медведица скоро появится. А здесь Северная Корона. А вот тут Лебедь.

- А ты хорошо звёзды знаешь. Медведиц все знают, а Корону – очень немногие.

- Так это тоже Том. Он мне очень много про звёзды рассказывал. Любимое его созвездие, это созвездие Ориона, - она повернулась назад.

- Да, оно сейчас на юге. Но в это время его почти не видно. Оно ближе к зиме появится.

Вернулись к Альтаиру. И к Тому. Он там со своей прабабушкой.

- Я тоже её знала. Мы вместе у неё были. Она была какая-то не такая, как другие. А Тома она очень любила. Говорила, что он особенный. Таких, как он, всего несколько человек на Земле. Он ей очень её дедушку напоминал.

- Да, наверно она была права, Анастази.

- Конечно, я то знаю. Э, а откуда вы знаете моё имя?

Лучше ей не знать.

- Том же тебя зовёт по имени.

- Он меня так никогда не зовёт, это моё полное имя.

Как бы ей объяснить, не напугав.

- Ну, я же волшебник, я же всё знаю.

- Хорошо бы. Да только волшебников не бывает, – задумчиво произнесла она.

- Все люди волшебники, только они об этом не знают. Вот ты, например, тоже волшебница. Хочешь полетать? Ты можешь. Надо только очень захотеть и поверить в это.

- Хочу, - встала, раскинула руки. Похоже, что она не из пугливых и искренне хочет поверить.

Она была лёгкой, её чистая душа не была отягощена никакими грехами, а любовь, окрыляя эту безгрешную душу, сама поднимала её вверх. Требовалось лишь чуть-чуть помочь. Совсем не то, что пирамиды из каменных блоков складывать.

Светлая фигурка, золотые вьющиеся волосы. Чистый ангел. Видение.

Мимолётное видение. Ангел чистой красоты. Пусть полетает вволю. Она достойна этого.

На высокой мачте над скалой уже горел красный навигационный фонарь. Она пролетела два круга, слегка шевеля руками, поднялась к фонарю, замерла напротив. Потом потрогала его, наверно, хотела убедиться, что это не сон. И медленно опустилась, прямо в своё каменное ложе. Технику полёта она освоила мгновенно.

- Если бы не боялась, полетела бы к Тому, - она порозовела от новых незнакомых ощущений. – Только я знаю, это вы делаете. Без вас бы ничего не получилось.

Он рассмеялся.

- Ну, без тебя бы тоже ничего не получилось, согласись.

Она готова была принять и поверить в чудо. Потому что сама была чудом.

- А что вы ещё можете?

- Я очень многого не могу, к сожалению.

Она молчала, думала. До неё постепенно доходило всё происшедшее.

- Я раньше не верила в чудеса. Я и сейчас не знаю, верить или не верить. Но я совсем не понимаю, как вы это делаете.

- Всё очень просто, Анастази. Чудо, это то, что мы видим в первый раз и что не можем объяснить. Для маленьких детей всё – чудо. Вспомни, как они бросают игрушку на пол из своей кроватки. Им её тут же подают, а они опять бросают, и радуются. Для них чудо, что она летит вниз, а не вверх или не летает кругами. Всё, что мы видим вокруг – чудо. Листок на дереве – чудо, птички, бабочки летают – чудо, сам человек, живёт, дышит, думает – чудо. Но мы это видим всегда, и не удивляемся, хотя объяснить не можем. Если бы ты летала каждый день, ты бы не думала, чудо это или нет?

Она молчала.

- Я всё понимаю, что вы говорите, и со всем согласна, - ей всё-таки очень хотелось разобраться. - Но есть что-то ещё, чего я не могу объяснить… Почему другие не летают?.. Почему вы можете, а другие не могут? У вас всё не так. Почему мы к вам пришли? Я чувствую, что и это не случайно. Это, наверно, вы устроили.

- Я тебе сейчас открою тайну, с которой люди сталкиваются каждый день всю жизнь, но почти никто в неё не верит. Всё, что мы имеем вокруг себя, появилось из наших мыслей, потому, что мы когда-то об этом подумали. Может быть, уже и забыли давно, а оно появилось, случилось, и мы думаем, что это само по себе. Если знать этот закон и верить, то сможешь всё. Есть люди, которые знают это. Только их очень-очень мало. Они сами строят свою жизнь. На самом деле все сами строят свою жизнь. Только другие об этом не знают, и очень многое в их жизни для них – неожиданность и случайность.

Он чувствовал, что его слова падают в благодатную почву и тут же начинают прорастать прозрением. Что-то она понимала, что-то чувствовала, а кое-что видела собственными глазами. Достаточно было только подчеркнуть, обратить внимание и усилить акцент.

- Хотела бы я стать такой мудрой… А Том, наверно, станет. Только для этого, я чувствую, мало быть умным. Что-то ещё надо.

Да, высшая степень развития ума, это, когда он понимает, что не нужен. Ум, разум – всего лишь промежуточная стадия развития, переходная, от животного к Человеку, такому, каким он был задуман, но пока ещё не стал. Когда ум достигает своей вершины, он становится помехой дальнейшему совершенству, сужает безграничный диапазон познания и видения. Его надо отключить, погасить, остановить бесконечный и безостановочный суетный бег мыслей, и тогда, в тишине, погружаешься в Душу Мира, на смену разуму приходит следующая стадия, которой ещё нет названия в человеческих языках. Может быть Высший Разум, или интуиция, но всё это не совсем то.

Звёздное небо располагало к глубоким раздумьям. Он тоже размышлял о том, как он стал таким. Как учился летать, сначала во сне, в осознанном сне. Как долго привыкал к этим ощущениям, пока они не стали обычными, естественными. И тогда он полетел в своём физическом теле, буднично, без сводящего с ума восторга, как будто так и должно было случиться, как само собой разумеющееся. Восторги были позже, как же без них? Ничто человеческое ему ещё не было чуждо.

Потом стали приходить и другие способности, когда он полностью осознал, смирился и привык к тому, что может всё это. Специально он не стремился к ним. И не собирался использовать их в повседневной жизни, в меркантильных интересах. Тогда бы они не пришли.

Он уже давно знал, что научившийся проходить сквозь стену не испытывает в этом нужды. Так же, как и научившийся летать. И изменять свою внешность. Это взаимно обусловлено. Сверхспособности даются тем, кто может и согласен в этой жизни обходиться без них. Можно всю жизнь стремиться к развитию какой-то способности, тренировать дух и тело, но только, когда на смену суетному стремлению придёт спокойное понимание её значения и уверенность в уже свершившемся обладании ею, она и проявится. Вместе с ней приходит понимание, что нет ничего в этом мире, достойного её применения. Это как из пушки по воробьям. Всё здесь должно идти своим путём. Это кратчайшая дорога к Совершенству.

В раздумьях летело время. Короткая летняя ночь перевалила вершину и пошла на убыль. На востоке едва заметно начало светлеть. Он уже не предлагал Ани спуститься вниз, поспать немного – она наотрез отказывалась.

Пока ещё чёрное небо было усыпано звёздами. Млечный путь яркой полосой пересекал небосвод. Изредка бархатный экран неба прочерчивался коротким следом случайного камешка, пролетавшему по космосу и зацепившемуся за земную атмосферу. Их было немного – сезон звёздных дождей уже прошёл.

Одна из звёздочек едва заметно ползла среди других, её движение становилось всё более заметным.

- Том возвращается, - сказал он.

- Где?

- Смотри прямо. Над горизонтом.

Вскоре стало заметно мерцание бортовых огней. Зелёные вспышки становились всё ярче

- Пойдём, встретим.

Они быстро спустились тем же путём.

- А почему мы не летим? – спросила Ани.

- Не следует в суете пользоваться своим даром. Он от этого слабнет. Может совсем уйти.

Тор уже подлетел к своему гнезду. Сделал несколько широких спиральных витков, сбрасывая скорость, и плавно опустился на пятачок. Колпак откинулся, и Том выпрыгнул на траву.

- Томчик, миленький, я еле дождалась. Мы тебя наверху ждали, вон там, - она указала на вершину скалы. Там так здорово, ещё лучше, чем здесь.

Она щебетала, торопясь поделиться всем, что происходило с ней за время их разлуки. Ни секундочки своей жизни не хотела она жить только для себя. Всё – на двоих. Впрочем, про свои полёты она умолчала. То ли не считала их совсем своими, то ли чувствовала, что это не тема для мимолётного упоминания, а большой отдельный разговор.

- Ну, как слетал, Том? Как там бабушка? – спросил он, отправив магнитор в подвал.

- Да, Томчик, расскажи, как там бабуля? Что с ней, как она себя чувствует?

Том, обретя свою неотделимую половину, ожил. Ему, видимо, тоже было несладко без неё, как человеку без тени или без отражения. Мудрая старушка наверняка всё понимала и отправила его назад пораньше.

- Я точно не знаю, я там был не долго. Она хотела со мной поговорить, напутствие, что-ли, дать. Мне показалось, что не так уж плохо она себя чувствует. Просто решила, что хватит ей жить.

- Ну, и что она говорила? Ты ей рассказал, где мы были, докуда дошли и в каком чудесном месте мы сейчас. Ей же это, наверно было интересно. Это ведь она нас на поиски отправила.

- Мне показалось, она уже всё знает. Я ей говорю, а она поддакивает, головой кивает. И вообще, бабуля уже, наверно, немного не в себе была. Про конец света говорила что-то. Скоро, мол, придёт. Я, говорит, не хочу здесь быть, я оттуда посмотрю. А ещё, говорит, присмотрись к тем, кто тебя окружает. Это очень важно. А меня ты окружаешь, я только то и делаю, что к тебе присматриваюсь. А иногда она вполне нормальная. Хорошо всё помнит. Тебя тоже хорошо помнит. Спрашивала о тебе, говорила, береги её. Только потом опять. Если б, говорит, она лет сто или двести назад родилась, то стала бы святой. А сейчас не успеет. Родись вы раньше, вы бы мир спасли.

- Кто, мы с тобой?

- Ну да.

На востоке заметно посветлело. Приближалось утро.

- Вам надо отдохнуть. Идите, поспите. Потом наговоритесь.

Уложив их спать, он пошёл наверх, ещё поработать. Остались неотложные дела. Они ещё некоторое время перешёптывались.

- У меня такое ощущение, что между ними есть какая-то связь, - доносился шёпот Тома. - Не знаю, есть ли прямая, но косвенная, наверняка есть. Они думают одинаково.

- Да-да, и мне так кажется, - соглашалась Ани.

Ещё пошептавшись, они затихли.

МуХа

Он вернулся к отложенному письму. Оно было от МуХа. МуХа был его ровесником, но ему не было нужды скрывать свой возраст. Он был «законным» долгожителем, его долгожительство было результатом «геронтологии» - генетической операции, продлевающей возраст. Таких долгожителей было довольно много, но намного меньше, чем могло бы быть.

Во-первых, операция была сложной и дорогой, а, во-вторых, на простых людей, потративших на это деньги, смотрели в лучшем случае как на самозванцев, пытающихся пролезть в великие.

МуХа был великим. Когда-то, ещё в своей нормальной жизни он был известным писателем, настолько известным, что поклонники его таланта создали фонд его имени, а когда на нём набралась огромная сумма, настояли на том, чтобы он прошёл через эту операцию. Он был покладистым и сговорчивым, не сопротивлялся тому, что преподносила ему судьба.

Сам МуХа не считал себя суперталантливым, достойным увековечения. Ему казалось, что он в своих книгах просто описывает куски своей жизни, добавляя немного вымысла. Но у него был хороший слог, об абсолютно обыденных вещах он писал так, что трудно было отложить книгу. Очень многие, особенно из живущих в одно с ним время на японских островах, где проходили основные действия его романов, в их герое видели себя. Когда он стал классиком, поговаривали даже о поколении Мура.

Кончилось тем, что он описал все куски, достойные внимания на его взгляд, и немного больше. Вымысла на полные книги не хватало, да он и не просился на бумагу, как было с его прежним материалом. Но было уже поздно, он уже стал долгожителем. Того, что он написал, хватило с лихвой.

Впрочем, он никогда сильно не сокрушался и считал, что не надо сопротивляться тому, что складывается само. И старался жить по знакам, которые смог воспринять и понять.

МуХа, в отличие от Святого, не избегал контактов, в том числе, а, точней, в первую очередь, с женщинами. В его судьбе появилась то ли дочь, то ли внучка, а, возможно, и правнучка, то ли его, то ли знакомой какой-либо знакомой. А может быть и вообще посторонний человек, с которым неведомыми путями свела судьба (как и со всеми другими) и затронула какие-то струнки в душе настолько, что уже не смог оставить на произвол судьбы и негативных сил.

Она пропала. Следы вели в какую-то общину, то ли секту. О секте ходили слухи, что в неё заманивают недозволенными психологическими методами, воздействуя на волю попавших в их сети.

Был знак о том, что надо её спасти и сделать это надо с помощью Святого. Знаки надо уважать, МуХа их уважал.

Он чувствовал, что это и ему знак.

Удалось узнать, что общине принадлежал безлюдный островок в каком-то тихоокеанском архипелаге, скорей всего чья-то частная собственность, попавшая во владение общины. Необитаемых островов, пригодных для обитания, уже давно не осталось. Даже те, о которых было известно, что они тоже скроются под водой, каким-нибудь образом использовались. Либо в туристическом бизнесе, либо как чьё-то временное пристанище.

Чем занимались в общине, вычислить было не трудно. Психическая энергия обладает безграничной мощностью. Человека можно использовать как источник энергии. Уже существовали аккумуляторы психической энергии, конденсирующие её из глюонных излучений возбуждённых нервных клеток. Соединяя их с преобразователями в торсионные поля и далее в ЭМ и биохимические, получали источники энергии более эффективные, чем солнечные. В эпоху полного морального и этического беспредела, к которому привёл человечество бесконечно растущий диапазон границ вседозволенности, это стало не только доступным, но и обычным. В то время, как на одном полюсе росла святость немногих, на другом такими же темпами росла глубина и тьма падения в сатанизм. Таких тоже было немного. Пока. Росла и поляризация человеческого общества по этим полюсам.

В этих условиях использовать людей в качестве источников энергии стало нормой. Впрочем, так было всегда, ещё с эпохи рабовладения, и ещё раньше. Но сейчас это делалось несоизмеримо эффективней и бесчеловечней, и, что самое недопустимое – с глубоким проникновением в его тонкие миры. А сюда сатанистам вход был воспрещён. Если смерть на физическом плане - вовсе не смерть, а всего лишь переход в другое состояние, то вмешательство в его высшие миры могло стать полным концом. Страшней этого ничего не было. Это уже соизмеримо с концом света. Получается, что его вмешательство было не только правомочным, но и необходимым.

Надо прежде всего выяснить, кто за этим стоит. Собственно, это не скрывалось. «Духовный наставник» был популярной личностью, публичной звездой. С его портретом можно было столкнуться на каждом углу. Более того, у МуХа имелась голографка большой группы из этой общины. В первом ряду расположились отцы-основатели общины с «Учителем» в центре. Этого было вполне достаточно для того, чтобы найти их всех. А, найдя, можно разобраться во всём и предпринять необходимые и достаточные меры, чтобы не допустить очередной угрозы катастрофы.

Осталось решить детали. Первая – сделать всё отсюда или лететь на место действия?

А почему бы не навестить МуХа? Конечно, всё можно проделать, не сходя с места, пользуясь современными средствами коммуникации, но пока мы ещё окончательно не превратились в машины, давайте жить по-человечески.

Удобней всего добираться на трансконтинентальном лайнере – дешевле, а главное, быстрей, чем на персональном маленьком торе, хотя и на нём можно. Да и была Йокогама, где проживал МуХа, на другой стороне планеты. Апартаменты его располагались на верхних этажах гигантского небоскрёба. За свою бесконечную жизнь он пожил уже везде: в Европе, в Америке, на земле, в горах, у океана… А сейчас ему уже полезен покой. Как ни парадоксально, в Йокогаме и вообще на постоянно трясущихся японских островах самым спокойным местом были небоскрёбы. Уж если Сибирь и британские острова трясло, то здесь это происходило почти каждую неделю. И по этой причине технология возведения небоскрёбов достигла совершенства. Они представляли собой сверхпрочный монолит-иглу, балансирующую в ЭМД фундаменте на магнитных опорах. Прочность обеспечивалась широким применением пирилита, добываемого на спутниках планет-гигантов. Важнейшим параметром была безопасность. Она была многократно резервирована и доведена до того, что в то время, когда внизу люди валились с ног на ходящей ходуном земле, в небоскрёбах ничего не ощущалось, и чем выше, тем было спокойней. Это обеспечивалось эффективной системой балансировки, управляемой электроникой с искусственным интеллектом.

Самым крайним средством в иерархической структуре безопасности было то, что в каждом жилом помещении размещались капсулы, снабжённые ЭМ тороидом и отстреливаемые или отстёгиваемые в самом крайнем случае, если бы весь монолит уже уходил под землю. Таким же тороидом оборудовались и спальные места на случай совсем внезапного бедствия. Всё это, снабжённое плюс ко всему ещё и мощной сигнализацией, делало жертвы совершенно невероятными, обеспечивало не только безопасность, но и полный покой.

Случались на стадии отработки этой системы и курьёзы, когда люди засыпали спокойно в своих спальнях, а просыпались в специальных местах, куда их доставляла запрограммированная кровать, проспав 6-7 балльные землетрясения.

Всё это, конечно, очень дорого стоило, но распорядители Фонда МуХа не знали, куда девать деньги. Такие апартаменты были их хорошим применением. Кстати, герои романов МуХа тоже тратили направо и налево деньги своих фирм-покровителей, называлось это представительскими расходами.

#    #    #

Трансрапид опустился на крышу Овечки, надевшись на усеченный конус лифтовых залов. Овечкой назывался небоскрёб, в котором жил МуХа, потому что на всю его крышу раскинулось стилизованное изображение овцы со звездой во лбу. Это тоже была идея могучего Фонда МуХа. Они, если что-то взбредало им в голову, не успокаивались, пока не добивались своего. Сейчас уже никто не помнил, причём здесь овца, но все к этому привыкли и другого себе не представляли.

Все большие небоскрёбы имели собственные имена и соответствующие символы на крыше. Учитывая общепринятый воздушный метод перемещения это было очень удобно для ориентации в незнакомом месте. (МуХа Овца 200 Йокогама Земля).

МуХа ждал по условленному термину. Он был очень рад встрече. Получалось так, что из всех живущих на Земле Святой был ему близок и дорог больше других. И обычные люди лучше всего понимают и находят язык с теми, кто родился и познавал жизнь в одно с ними время. А здесь был случай, многократно умноженный. К тому же они были родственны по духу.

МуХа тоже поддерживал физическую форму, духовную он получил от рождения. Ему осталось только осознать её в себе и постоянно чувствовать, верить в её присутствие.

В Святом духовность дремала очень долго. Только на шестом десятке он окончательно осознал её. Хотя в раннем детстве чувствовал, что рождён для чего-то нужного и важного для всего человечества. Может быть, это было земное суетное тщеславие? К нему закрадывалась мысль, что большинство детей переживают это. Но жизненный опыт и простые расспросы показали, что, если это и бывает у детей, то далеко не у большинства.

Явно МуХа не выражал всех своих восторгов по поводу встречи, но он чувствовал, что творится у того на душе.

Они удобно расположились у прозрачной стены с видом на бескрайний мегаполис, и потекла тихая приятная беседа за жизнь – обмен новостями, воспоминаниями, обмен мнениями о творящемся нынче на Земле и так далее.

МуХа тоже любил и понимал хорошую музыку, когда-то он был близок к миру музыки, и сейчас их разговор сопровождал приятный музыкальный фон. Так же он любил открытые пространства с видом до горизонта, это была одна из причин, по которой он согласился поселиться здесь. Вид и в самом деле был очень интересный, в нём были и урбанистические дебри, и леса-луга-водоёмы, и даже курящиеся вершины на горизонте.

В беседе о прошлом и настоящем шло время. Постепенно добрались до текущих проблем. МуХа поделился своими головными и душевными болями, извиняясь за отнятое время. Высказал свои предположения, что всё это не просто вмешательство в жизнь отдельных людей, а что за этим стоит нечто очень серьёзное. Он всё правильно понимал и предчувствовал. Показал голографику общины.

Святой, всматриваясь в лицо главного идеолога, легко проник в его ментальный мир. Мир был тёмным. Несомненно, у него были некоторые сверхспособности, но были они явно не от Б, а совсем наоборот. Соответствующей была и их направленность. Понадобилось некоторое время, чтобы проникнуть в тонкие механизмы их функционирования, разобраться во всех взаимосвязях и базовых установках, на которых они основывались. Сравнительно просто было всё это уничтожить, нарушить и закопать, но он предпочитал конструктивные формы действия деструктивным. Немного поработав, можно было перенаправить вектор, и тогда внешне всё осталось бы прежним, но вся деятельность общины оказалась бы направленной на благие цели, как, впрочем, её руководители и утверждали, привлекая волонтёров.

Отдельных процедур потребовало исправление судьбы протеже МуХа – его родственницы или знакомой. Самым благоразумным было вернуть её на путь, изначально предназначенный Б…

Сидели допоздна. МуХа уже дремал. Спать настоятельно рекомендовалось на спальном месте. Внизу – море огней. Даже ночью сновали торы, в основном, индивидуальные. Всё это были современные пешеходы. Пешком почти никто не ходил.

Его сон опять был со значением.

Новые беды

Новый микрорайон в большом сибирском городе. Автобус подъезжает к диспетчерской остановке. Все выходят, переходят площадь. Прямо на остановке, в том месте, куда подъезжают отходящие автобусы, валяется дохлая чёрная корова. Известно, что валяется она уже давно – с неделю. Все привыкли. У него проскакивает мысль, что такое может происходить только во сне, он понимает, что спит.

Следующая мысль – раз он здесь, то, наверное, куда-то собрался. А вот и автобус – длинный, с перегибом посередине, 110-ый маршрут. Обошёл корову, подошёл к автобусу. Но почему-то не сел. Стоит, ждёт дальше.

Автобусы подъезжают, отъезжают. Наконец подходит К77 с буквой М. Что такое К – не понятно. Что такое М – тоже не очень ясно, он предполагает, что это типа экспресса и идёт он без остановок туда, куда ему надо. Пошёл садиться. Дверь у автобуса как у старинных довоенных, с одной створкой, как комнатная. Попытался зайти, но застрял, потому что с другой стороны в щель, где дверные петли, пытался влезть солидный мужик, и это почему-то мешало. Автобус так и поехал с обоими, наполовину торчащими снаружи.

Потом он оказался уже внутри. Там была одна длинная скамейка вдоль, мест на 6-8. Из-за них двоих автобус остался почти пустым. Он осознал только одного мужчину, сидевшего ближе к кабине. Сел рядом. Мужчина всю дорогу с подозрением смотрел на него. Вроде были ещё какие-то действия в автобусе, но они не осознались вследствие своей малозначительности.

Вышли на конечной у Политехнического. Было раннее утро, почти все потоком шли в институт. Наверно к началу занятий.

Перед главным корпусом возвышались огромные, просто гигантские сугробы, то ли снег, то ли земля в форме правильных пирамид. Шли в обход, со стороны 2-го корпуса. Он шёл и думал: «Зачем я прусь в такую рань через эти пирамиды? Ведь мне там ничего не надо. Меня же уволили. Ну, ладно, - думал он, - зайду к своим, похихикаю над ними.»

С этой стороны можно было пройти либо вдоль стены, либо взобравшись по протоптанной дорожке на вершину пирамиды. Пошёл наверх. Спереди шли не очень спортивные женщины, они прошли без особых усилий, но перед ним дорожка стала почему-то настолько крутой, что пришлось сойти с неё. Как-то прошёл по каменистому склону и в конце-концов вдоль стены добрался до входа.

Внутри в коридорчике между входными дверями две тётки, вероятно технички или гардеробщицы, считали входящих. Он оказался тысячным. Они загалдели, зашумели, сообщили ему, что он какой-то юбилейный студент нового учебного года. Сегодня 1-е сентября и новые студенты идут в первый раз на учёбу. Он посмеивался про себя, думая, что не очень похож на студента, в том числе и потому, что у него с собой ничего не было, абсолютно пустые руки, в отличие от нагруженных сверх меры студентов, но возражать не стал, безропотно прошёл, куда провели.

Там, где-то возле правого гардероба, обычно закрытого, его попросили отметиться в одной из многочисленных бумажек. Отметиться означало написать в графе цифру 155, кажется, по крайней мере две пятёрки он запомнил. Таких, как он, там толпилось довольно много. Было смутное ощущение, что что-то дадут. Но ушёл ни с чем.

Пошёл бродить по главному корпусу, насколько он его запомнил со времени учёбы. Многое было не так, как в «реальности». В центре фойе, почти на всю его площадь, был вырыт глубокий котлован, и все ходили по его краю, воспринимая всё как должное. Котлован в самой своей глубине уходил в сторону под пирамиды.

Он, как обычно, обошёл почти весь корпус, кафедру химии, истории, ОЭТ и другие в правом крыле, потом решил всё-таки заглянуть «к своим» на первый этаж левого крыла. Он и там проработал когда-то некоторое время. Когда в очередной раз проходил мимо котлована, отметил про себя, что в этом месте наступала особая ясность сознания, будто призывая его сконцентрироваться и обратить на что-то внимание. Нереальность ситуации явно на что-то указывала.

Он вгляделся в глубину котлована, но ничего не мог разобрать в кромешной тьме на дне. Пошёл дальше, спустился в левое крыло. Сознание было настолько ясным, что он не удержался и проверил, сон ли это, как делал ещё в период освоения этой способности – поднёс руки к лицу, посмотрел на них. Как бы в подтверждение изображение рук было зыбким, неестественным, особенно левой. Перевернул, посмотрел на ладони. Изображение прояснилось, но осталось далёким от реального. Впрочем, он и так не сомневался, что это сон.

Ещё некоторое время он ходил по институту, уже без цели. В какой-то момент всё начало таять, он стал ощущать, что просыпается. Медленно выплыл из сна. В мозгу осталась одна главная мысль.

Его звали пирамиды.

#    #    #

В трансрапид можно было проникнуть и на лету. Тор герметично подстыковывался к свободной ячейке лайнера и через его нижний люк спускались прямо в пассажирское кресло. Для всей этой процедуры достаточно сделать запрос с указанием желаемого времени отлёта и пункта назначения. Коммуникатор тут же сообщал обо всех подходящих рейсах, предлагая выбрать самый удобный, и после выбора заказ фиксировался. Оставалось дождаться сигнала тора, уже подготовившегося к отправке. А заодно и к порожнему возвращению после посадки пассажира в лайнер и отстыковки.

Внизу проносилась планета – горы, долы, леса, поля, реки, озёра, океан. Облака. Время от времени – короткие посадки в больших и малых городах, на приспособленных и не очень площадках.

Масштабы проплывающих пространств вызывали раздумья таких же масштабов. Что-то участились аварийные обращения к нему. Они пошли подряд беспрерывным потоком. Он превратился в глобальную службу спасения, перелетая с одного места на другое, предотвращая угрозы катаклизмов, один тяжелей другого.

Стоило ему справиться с одним, как тут же назревал следующий на другом краю земли или космоса. Понятно, они готовились и зрели, пока он был в спячке, и сейчас, в канун завершения ещё одной эпохи в эволюции мироздания они посыпались как из рога изобилия. Пока он с ними справляется довольно успешно, но по всему выходило, что среди них будет один, который ему уже не одолеть. Что это будет, как всё будет происходить, он мог только догадываться.

Значит такова его судьба – постоянно быть начеку, ни на мгновение не терять бдительность, улавливать все тревожные сигналы, работать, работать и работать с полным напряжением всех своих суперспособностей. Для того они ему и даны. Именно ему.

#    #    #

В большом каирском аэропорту, сойдя с трансконтинентального лайнера, он арендовал персональный тор, чтобы обследовать окрестности пирамид. Всего их было больше семидесяти в разных местах. Но наиболее вероятное место действия было вблизи больших пирамид – на плато Гизэ. Может быть и на плато Саккара или в долине царей западнее Фив. Всё это было в пределах досягаемости маленького тора.

Здесь он избрал традиционную тактику действий, без всяких хитромудростей, по крайней мере на начальном этапе. Полетать, посмотреть, а там само пойдёт как надо.

Из-за горизонта величественно выплыли пирамиды Хуфу, Хафра, Менкаура, их сторожил верный Сфинкс. Зрелище было впечатляющее, хотя, конечно, несравнимое с первоначальным, когда пирамиды были ещё облицованы белым мрамором, а верхушки их светились золотом.

Уже при подлёте он стал ощущать угнетающее давление в анахате. Предчувствия его не обманули. Здесь готовилось что-то серьёзное.

Спереди по курсу весь горизонт, сколько хватало глаз, закрывали пески. Но это было обманчивое зрелище. Сахара уже не была безжизненной пустыней. Она стремительно осваивалась. С одной стороны к этому принуждало сокращение поверхности суши, с другой стороны развитые технологии, неограниченный доступ к солнечной энергии, особенно в этих широтах, огромные достигнутые мощности упрощали эту задачу.

Вода была везде, или почти везде. Её только надо было достать из глубин. Пользуясь данными космической разведки, выбирали области, где добраться до воды было полегче, из них выбирали подходящие по географическим, экономическим и прочим параметрам и осваивали их. Весь огромный, совсем недавно безжизненный регион покрылся сетью обширных оазисов. Местами они уже начали сливаться. Обилие солнца обещало доселе невиданное плодородие. Культуры, приспособленные генетиками к местным почвам и прочим природным условиям, давали недостижимые в других местах урожаи.

В этом, обещавшем стать благодатным, краю свили гнездо чёрные силы, готовившие ещё один гнусный подарок человечеству.

Нетрудно было догадаться, что привлекло их сюда. Здесь глубоко в земле под пирамидами в огромных залах в состоянии самадхи пребывали бессмертные, избранные из всех земных цивилизаций – нынешней, атлантической, лемурийской и предыдущих. Пирамиды гармонизировали пространство, очищали его от отрицательных био, психо и прочих энергий.

Избранные тоже ждали Суда. Им ещё с начала всех времён были уготованы роли присяжных заседателей, если здесь была уместна аналогия с судопроизводством последней цивилизации.

Кто-то поблизости готовил атаку на бессмертных, пытался уничтожить их защиту. Их физические тела были связаны с тонкоматериальными телами, с душами, и тонкими и точными методами можно было добраться до них. Не совсем ясны были цели. Просто разрушить всё было относительно несложно. Видимо цели были «высокие» и далеко идущие – как-то изменить ход процесса. Судебного процесса.

Он облетел всё плато, пристально вглядываясь во все подозрительные объекты. Эпицентр ощущался на западной стороне, где простирались песчаные барханы. После недолгих поисков он разглядел дымок, вьющийся из-за высокого бархана. Покружив на приличном расстоянии, он определил, что наибольшее искажение структуры пространственной гармонии сосредоточено в этом месте.

Приближаться он не стал. Отлетев в сторону пустыни, он опустился на каменистую площадку, со всех сторон окружённую песками, вылез, отправил тор в парк и, приняв облик усталого путника, пошёл на восток.

Минут через сорок, перевалив очередной бархан, он увидел маленький посёлок из нескольких палаток. Самая большая курилась дымком из невысокой трубы, просунутой наружу через отверстие в верхнем скате. Он направился туда.

Сконцентрироваться, ещё раз проверить защиту.

Отогнул лёгкий полог, осторожно заглянул.

- Мир вашему жилищу, - в данной ситуации это было достаточно приемлемое приветствие.

Неясная фигура в глубине, чем-то очень занятая, отозвалась не сразу.

- И вам мир, господин, - поднял, наконец, голову обитатель шатра. Человек, как человек. Ни рогов, ни копыт. Только взгляд блуждающий, туманный. Он всё ещё там, куда только что так увлечённо смотрел.

Быстрым взглядом Святой оглядел внутренность шатра. Горн, полки с химической посудой, несколько книг на низком столике и на полу. Да никак это лаборатория алхимика. Прямо иллюстрация из древней книги.

- Не найдётся ли у вас глоточка воды?

- Да отчего же не найдётся? Есть, конечно, как же в пустыне без воды? – алхимик всё ясней осознавал окружающую его реальность. Достал из небольшого холодильника сифон, наполнил кружку и протянул гостю.

Святой жадно выпил, не отрываясь, прохладную шипящую воду, утёр пот со лба.

- Ещё налить?

- Да, пожалуйста, если можно.

Протянул снова наполненную доверху кружку. Святой опять выпил, уже не так быстро, с перерывами.

Алхимик сочувствующе смотрел на его плачевный вид.

- Весь день не пил. Думал, умру от жажды, - Святой поискал глазами, на что бы присесть. – С ног валюсь от усталости. С утра тут блуждаю.

- Как же это вас угораздило, уважаемый? – хозяин шатра протянул скамеечку, сам сел на сундучок. - Я уж подумал, вы всю пустыню прошли.

- Да не-ет, что вы. Я пирамиды прилетел посмотреть. Уже давно мечтал. Отошёл подальше, издалека с пригорка взглянуть, потом ещё чуть-чуть отошёл, а потом смотрю – кругом песок.  

- С пустыней нельзя шутить. Она не прощает ошибок. Вы, я вижу, первый раз в пустыне.

- Да я не только в пустыне, вообще нигде не бываю. Работа – дом, дом – работа.

  Разыгрывая спектакль, он сканировал пространство шатра и прилегающее к нему во всех измерениях и во всём диапазоне вибраций. Вопросов вставало больше, чем ответов. Алхимик был весь, как на ладони. Злых намерений в его побуждениях не проглядывалось. Скорей всего им двигало простое человеческое любопытство. Что-то он хотел узнать, явно связанное с пирамидами.

Конечно, было странно, какими методами он это делал. Весь средневековый антураж его исследовательского центра совершенно не вязался с веком, но, в конце концов, у каждого свои методы. Если он не дилетант в алхимии и достиг Души Мира, то этот метод для него самый знакомый.

А, может быть, ему удалось разобраться в текстах Изумрудной Скрижали? Да нет, это вряд ли. Тогда он не был бы таким любопытным.

Но что же всё-таки здесь происходит? Что вызывает такое угнетение сердечной чакры? Придётся ещё задержаться, понаблюдать.

Он сидел сгорбленный, тяжело дышал, поминутно утирая лицо и шею дрожащей рукой.

- Знаете что?- решительно обратился к нему алхимик. – Вам непременно надо отдохнуть. Пойдёмте, я уложу вас. У меня тут хороший спальник в соседней палатке.

Святой послушно пошёл за ним.

- Пожалуй, вы правы. У меня ноги еле идут. Я чуть-чуть полежу, и пойду дальше, - он уже бормотал, явно отключаясь.

- Да нет, вы уж отдохните, как следует. Скоро темнеть начнёт. Здесь сразу темнеет, за несколько минут, - алхимик явно был добрым, участливым человеком.

Это означало, что за ним кто-то прячется, и явно без его ведома. Значит, придётся укрываться за плотной «серой вуалью», непроницаемой на всех планах.

- Отдыхайте спокойно, здесь вам никто не помешает, - алхимик расправил походную постель. – После заката может быть холодно. Укроетесь, если замёрзнете, - он положил рядом верблюжье одеяло и ушёл к своим отложенным делам.

Святой растянулся на удобном пневматическом матрасе.

Нет, расслабляться нельзя. Именно сейчас он находился на самом переднем краю, под тем же колпаком, что и алхимик. Ни в коем случае нельзя выдавать своё присутствие, не проявляться ни на каком плане. Это, конечно, сильно затруднит дальнейший поиск, но иначе нельзя, можно вообще всё потерять.

Если бы не это препятствие, он бы вошёл в память алхимика, наверно там нашлись бы какие-то указатели на источник чёрной энергии. Но память алхимика и весь он уже жёстко контролируется обладателем и излучателем этих низких вибраций.

«Там-то они меня и ждут, - думал он. – Надо попытаться всё же войти, но не по узкому каналу из нижних планов, а по всему пространству высших измерений, из более тонких планов, и при этом действовать очень осторожно, осматриваясь на каждом шагу».

Это была совершенно другая тактика. Раньше он пользовался ею только в самых серьёзных случаях, против сильных противников, знакомых с высокой магией. Сейчас был именно такой случай. Силы своего нынешнего противника или противников он не знал, поэтому надо было быть максимально осторожным, привлечь все свои способности.

Он вошёл в глубочайшую медитацию, осторожно, шаг за шагом прощупывая открывающиеся планы. Каждое новое место, куда попадало его сознание, он уже издалека, ещё не войдя в него, тщательно исследовал. Высматривал каждый подозрительный объект, избегал контактов с другими сознаниями и в любой момент был готов захлопнуть полную защиту, набросить «серую вуаль» или просто выйти в физический мир.

Пока не найдя ничего опасного он стал думать об алхимике. Окружающие образы и пейзажи стали меняться, он входил в миры представлений и мыслей алхимика.

Как и следовало ожидать, тот был увлечённым человеком, исследователем по натуре. Главная цель его жизни была – разгадывать тайны. Задавшись каким-то очередным вопросом, он забывал про всё другое, погружался в исследования, поиски информации, пользовался всеми доступными ему методами для выяснения истины.

Но пока он ещё был далёк от совершенства. Его интересовали не поиски Истины, о ней он ещё не знал, а всего лишь ответы на вопросы. До вопросов о смысле жизни, об Источнике Всего, он ещё не дошёл. Да и свои локальные вопросы он зачастую не прояснял до конца.

В сущности любой вопрос приводил к Истине, если не останавливаться на промежуточном этапе, а копать его до конца. Но алхимику достаточно было разложить его по полочкам своего разума, встроить его в систему своих представлений, подобрать определения из известных ему слов. Однако разум его был несовершенен, представления ограничивались узким кругом известных официальной науке законов и теорий, к тому же не полным, а лексикон был сравнительно беден, да и нельзя полные определения ограничивать словами.

Но однажды он где-то что-то услыхал про пирамиды, об их глубоком скрытом содержании, об их ещё неразгаданных тайнах. Он узнал, что внутри одной из пирамид есть комната, где на подставке лежит раскрытой священная книга с объяснением всех мировых тайн, которая может открыться достойному. Это был для него включатель, возбудитель. Ему хватило соображения понять, что, действуя известными методами, он тайну не разгадает. Вот тут-то, на пути поисков нетрадиционных методов, его и накрыли наблюдатели из нижних миров.

Высокая магия священной книги всегда интересовала потусторонние силы. Но до последних времён книга была под надёжной защитой Братства Девяти, основанного в начале христианства индийским императором Ашокой.

Однако в новые времена на сцену вышли новые факторы. Совсем ослабло Братство. И мир вплотную подошёл к Страшному Суду. Появился шанс завладеть всемогущей магией, повлиять на ход Суда и может быть добраться до бессмертных.

 Для осуществления этих планов нужен был инструмент, кто-то в физическом мире физическими руками должен был проделать физическую часть работы. Тут-то и подвернулся алхимик. Ему подсунули метод поиска, познакомили с тонкостями алхимии, помогли с материальным обеспечением исследований…

#    #    #

На Святого наваливался сон. В глубоких состояниях медитации легко впасть в сон. Обычно он свободно управлял своим состоянием, но сейчас устоять было трудно. То ли он переиграл и так натурально изображал усталость, что она реализовалась в физическом теле, то ли вся энергия ушла на поддержание защиты и «серой вуали», так или иначе, глубокая медитация перешла в сон.

Сон был коротким, но очень явственным.

Он спускается по лестнице высокого здания. Идёт, идёт, идёт по бесконечным ступеням, раскручивая спираль, наконец, выходит. Большой город. Архитектура очень неясная, всё как бы в густом тумане. Ощущается только грандиозность окружающих сооружений.

Большая площадь. Очень большая, как несколько футбольных полей. Может быть и больше, другой край не ощущается. Много людей, они снуют туда-сюда, как в броуновском движении. Общее угнетающее ощущение тревоги. Оно нарастает.

Постепенно беспорядочное движение приобретает направленность. Толпа смещается от центра к краю площади. Его обходят, задевают. Он стоит, чуть отвернувшись от центра, не сходит с места. Толпа редеет. Последние уже пробегают, объятые страхом. Он остаётся один.

Спиной, затылком, плечом ощущает то ли нестерпимый жар, то ли ледяной холод Великого Ужаса. Медленно поворачивается. На него через площадь надвигается огромный, как небоскрёб огненный шар. Это не огонь, это какое-то полыхающее чудовище, в его образе воплощено всё самое страшное, отвратительное и омерзительное, чего с истоков своей истории боялся человек. Ещё с тех пор, когда был объектом охоты лесных хищников. Выше центра шара иногда проступает образ широко разинутой оскаленной медвежьей пасти с неестественно длинными клыками, от одного вида которой нормальный человек в ужасе теряет сознание.

Чудище из преисподней всё ближе.

Животный страх для животных. Человек выше его.

Он медленно поднимает руки ладонями вперёд. Остановить океан злобы и ненависти. Он собирает всю свою энергию в раскрытых ладонях, посылает её навстречу бьющемуся пламени. Неотвратимо надвигающийся шар начинает замедляться. Медленней, ещё медленней, и – замирает. Он держит огненный вал, энергия с обеих сторон нарастает. Он поднимает правую руку ладонью вверх, прося помощи. Из сахасрары тонкая серебряная ниточка протягивается вверх. Навстречу ей из космоса струится такая же ниточка. Где-то высоко над головой они смыкаются. Струйка наполняется, крепнет, всё толще и толще, и вот уже неограниченный поток энергии по серебряному столбу стекает в него. Сейчас он может всё. Он разводит руки, ограничивает пространство огня, сжимает его. Шар медленно, но неотвратимо уменьшается. Всю энергию космоса он направляет на пламя, сдавливает его со всех сторон. Пламя бьётся, его сияние растёт, сосредотачиваясь во всё меньшем объёме. Это замедленный взрыв наоборот.

Вот он уже размером с мяч. Нестерпимо яркое сияние начинает гаснуть. Уменьшается шар, тускнеет его свечение. Вот уже остался уголёк, тлеющий красным кончиком. Остальная его часть совсем погасла и почернела. А вот и последняя струйка дыма. Уголёк в последний раз едва вспыхнул и совсем погас.

#    #    #

Он с трудом открыл глаза.

- Ну, вы даёте, уважаемый, - первое, что он увидел, с трудом выходя из забытья, было медленно проясняющееся лицо алхимика. – Тут вся земля горит и рушится, а он спит, как святой младенец.

Медленно возвращалось сознание. На ясном небе – ни облачка. Яркое солнце заметно поднялось над горизонтом. На сердце – легко и свободно. Только в кончиках пальцев тонкое покалывание.

Алхимик сидит в ногах на краешке матраса и смотрит на него. Судя по всему, он сидит так уже давно.

- Как вы себя чувствуете? С вами всё в порядке? Я уж подумал, что вы вообще не проснётесь, - похоже было, что у алхимика нет никаких дел, как только заботиться о его самочувствии.

- Со мной всё в порядке. А тут что-то случилось? Где палатка? Её, что ли, унесло?

- Унесло, унесло. Слава богу, что самого не унесло. Всё унесло. А что не унесло, то в землю провалилось. В песок ушло. До сих пор не пойму, как я сам выкарабкался.

Святой поднялся, огляделся. Зрелище и в самом деле предстало жуткое. Вся земля была в трещинах. Они радиально сходились к тому месту, где он спал, не доходя нескольких метров. Там, где был шатёр, тоже зияла огромная трещина. Окружающие барханы заметно преобразились. Всё было сметено, закручено колоссальной силы смерчем.

- Что здесь было? – он поражённо оглядывался по сторонам. – Землетрясение, ураган, метеорит упал?

- Всё было. И землетрясение, и ураган, и метеорит летал, - ответил алхимик безучастным, отрешённым голосом, равнодушный ко всему. Он имел вид человека, пережившего сильнейшее потрясение и не способного уже ни на какие эмоции. – Земля на дыбы встала. Всё моё оборудование, имущество, книги под землю провалились. Если бы я не вышел за секунду до этого, тоже бы под землю ушёл… Все мои труды. Все исследования… Я уже совсем близко был… Ну и пусть. Сам виноват. Не надо было мне в это лезть. Там какая-то магия чёртова. – Он взглянул на Святого. Убеждённо продолжал, – Это, наверное, я всё натворил. Только как, не знаю. Вроде бы ничего такого не делал… - Он опять уставился перед собой безучастным взглядом. – Тёмная это штука – алхимия…

- А я что? Почему ничего не видел, не чувствовал? – он решил, что не стоит разубеждать этого несчастного в его заблуждениях. Пусть сам во всём разберётся.

- А вы вообще в рубашке родились. Вам надо запомнить этот день и отмечать его как второе рождение. Как и мне тоже. Кругом горело и тряслось, только здесь тихо было. Если бы я сюда не дополз, тоже унесло бы на хрен или земля проглотила… Наверно так вчера намаялся, что спал как убитый. Вот уж повезло, так повезло. Если бы сам не видел, не поверил бы… Хотя какое, к чёрту, везение. Если бы повезло, вообще сюда не попал бы.

Бедняга, он ничего не понимал. Его несовершенный ум ещё не умел мыслить духовными категориями и опирался только на жесткую материалистическую логику. Не на того ставили обитатели нижних миров.

Хотя полным поражением эту их попытку добиться, наконец, своего, назвать нельзя. Сейчас они знают, с кем имеют дело, кто им мешает последние сто лет, а это многого стоит. Не иначе, как сам Люцифер вышел прощупать силы своего противника. Ведь самый неприятный враг – неизвестность. А когда знаешь, кто тебя ждёт, с кем тебе предстоит бороться, можно хорошо подготовиться, подкопить достаточные силы, поискать слабые места противостоящей стороны.

Да уже одно то, что его видели в лицо, узнали, что он – реальный человек, живущий в определённое время в определённом месте, дало им реальный шанс на победу. Сейчас они, основываясь на полученной информации, могут выработать тактику, и целенаправленно подготовить новую атаку.

Так что ещё неизвестно, какой результат значительней: тот, который они хотели получить или тот, что получили.

А он от них прятался, укрывался за своими занавесочками. Недооценил. С самого начала, как только пришёл сюда, он был у них под колпаком. Усыпили, дождались в астрале, и дали бой. Попытались сразу уничтожить.

Серьёзные ребята. Вон как всё разворотили. Даже до физического мира докатились отголоски той битвы.

Теперь придётся расплачиваться. Впрочем, к этому и шло. Сейчас и он знает, что скоро последует такой удар, с которым ему не совладать. Теоретически он всегда это знал. Теперь будет всегда ощущать это физически.

И   произошли   молнiи,    громы

и  голоса,  и   сдълалось  великое

землетрясенiе, какого не бывало

с  тъх  пор,  как  люди  на  землъ,

Такое землетрясенiе!Так великое!

Откр. 16,18

Сменилась эпоха. История человечества вышла на финишную прямую. Из-за горизонта времён показался Конец Света.

Определились полюса. Начали оформляться, наливаться энергией, готовиться к последнему столкновению.

Чему быть в Эволюции, того не миновать. Первичное возмущение Вакуума по Закону неизбежно должно вернуться к начальной фазе, и все его усилия, направленные на спасение человечества, только отдаляли её, сжимали время перед её возвратом. Хотя какое Время?! Там нет Времени. И пространства. Время тут, у нас, и мы всё это непонятное и непознанное нами меряем нашим временем и пространством и бесчисленными их производными. А какою мерой мерите, такой и вам будет отмерено.

И будут молнии и громы, и небывалые землетрясения.

Все его усилия, направленные на сокрытие своих сверхспособностей, сейчас казались ему мелкими и суетными. Что произойдёт, если кто-то увидит чудо, сотворённое им? Да ничего не произойдёт! Ровным счётом ничего! Увидит или не увидит, поймёт или не поймёт, поверит или не поверит, любой из этих случаев равен другому, противоположному.

Сейчас, на последнем отрезке, всё уже не так. Скоро всё исчезнет, чтобы возродиться в новом качестве и состоянии. И всё, происходящее по эту сторону времени в последние часы, там не будет иметь ни малейшего значения.

Он возвращался домой самым быстрым, удобным и естественным в новую эпоху способом – телепортацией. Пользовался он этим не часто, поэтому делал всё аккуратно, не торопясь, контролируя каждый шаг.

Абсолютно расслабился, проверил каждый орган, каждую систему, каждую клеточку организма. Остановил все мысли. Впал в черноту космоса и молчание могилы.

Представил свою комнату, рабочее место, кресло, сенсорную панель и экран, окно и вид за окном. Вот он уже там. Здесь. Дома. Пока в тонком теле. Сейчас самое трудное. Разложить физическое тело, свою материальную оболочку, в поля, сплетение тонких вибрационных матриц, информационные модули. Нигде, ни на микрон, ни на ангстрем, не нарушить структуру – последствия непредсказуемы. Представить всю структуру здесь. Так же осторожно встроить в неё, синтезировать по ней, как по матрице, материальное наполнение. Представить всё в целом. И проконтролировать каждый орган, систему, клетку. Все работает? Всё на месте? Тело функционирует, память не нарушена, самочувствие нормальное.

После таких глубоких преобразований всего тела на всех планах оно возрождается в лучшем, более гармоничном состоянии, потому что создаётся заново таким, каким хотелось, чтобы оно было, без изъянов и малейших нарушений.

Итак, он вернулся. Мерцал экран. Послушно включился, почуяв хозяина, прокрутил короткую подборку важнейших новостей. Среди других промелькнуло сообщение о небывалом землетрясении в восточной Сахаре, дошедшее до самых пирамид и остановленное ими.

                Он осмотрелся. Всё на своих местах, как будто ничего не изменилось. Вышел на галерею. Молодых не видно. Наверно, на скале, сейчас это их любимое место.

                Всё, как раньше. Если не знать того, что всё это уже летит в пропасть, из которой нет выхода. Он знает, но для него это ничего не меняет. Его судьба – постоянно быть начеку, ни на мгновение не терять бдительность, улавливать все тревожные сигналы, работать, работать и работать с полным напряжением всех своих суперспособностей. Для того они ему и даны. Именно ему.

24.11-26.12.2003

BO3BPAT